И до конца войны ходила в председательшах сельсовета…

А вот картина Интезарова

ОСВОБОЖДЕНИЕ ЗЛАТОЙ ПРАГИ В 1945 ГОДУ…

…Опять помню себя совсем маленьким, лет семи. У меня в руках тогдашние игрушки многих – боевые награды брата моего деда. Правда, к тому времени ни деда – Александра Прохоровича, ни его брата – Николая Прохоровича в живых нет уже. А медали помню, их три: «За оборону Сталинграда», «За освобождение Праги» и «За Победу над Германией». Из рассказов отца и бабушки знаю, что Николай Прохорович войну встретил на западной границе недалеко от Бреста, будучи зам. командира автороты. Отступал с фронтом до Сталинграда и потом наступал до Праги…

Эпопея! И были в этой эпопее три знаковых встречи…

Первая – при отступлении в сорок первом. В станице Мешковской, что на Дону, повстречалась Николаю (26 ему тогда было) казачка молодая, Наденька Удовкина… Понравилась, очень!

Вторая – в наступлении сорок третьего года снова дорожка привела в Мешковскую и снова встретились они! До конца войны переписывались…

И третья! В первый послевоенный отпуск Николай Прохорович не поехал на родину в Тульскую область, а поехал в Мешковскую, да и женился на Надежде своей и увёз в Румынию, там тогда службу нёс…

Был ещё у него орден, КРАСНОЙ ЗВЕЗДЫ. Видимо, ранен был серьёзно Николай Прохорович, такие ордена часто за тяжёлые ранения давали. Умер он в год моего рождения, и юбилейных медалей не получал… Был ему сорок один год.

Лежат они в одной оградке – Николай Прохорович, отец и бабушка…Наумовы.

Навещаю их, как могу…. Наверное, надо бы чаще…

ВСТРЕЧА НА ЭЛЬБЕ

Картина А. К. Сытова…

Наши, американцы и англичане – как все веселы и дружелюбны…

Было мне лет 12–13… У нас гостил мамин дядя, Николай Николаевич Титов из Магадана.

Он вёл себя спокойно, выпивал с отцом и соседями, но был нешумным выпивохой… Что его приводило в возбуждение – вечерние новости по телеку. Тогда американцы вовсю воевали во Вьетнаме и каждый вечер в новостях сообщали, сколько вьетнамцы подбили их танков и броников, сколько сбили самолётов и собственно американцев, как выражался дядя Коля, «уконтропупили». Всё это он скрупулёзно заносил в общую тетрадку, которая вечером всегда должна была быть у него под рукой, пусть даже между выпивкой и закуской…

И однажды я у него спросил: а зачем он это пишет? Ответил он мне не сразу, они ещё с отцом выпили и закусили…

«Понимаешь – сказал дядя Коля – я с сорок третьего в противотанковой артиллерии, наводчик от Курска до Эльбы… и ни царапины! И май встретил с такой радостью – жив, цел! А тут американцы не выходят за линию разграничения! Мы свои части отвели, а они – нет! Уж не знаю, кто приказал, да велено их было поторопить… А может и прощупать… Вывели нас на прямую наводку, ну мы и жахнули! Отошли они, да только сперва огрызнулись. Моё орудие вдрызг, очнулся я в госпитале и без глаза. Если б они договорённости соблюдали – ведь не было б ничего, ни с ними, ни с нами…

А так я их, американцев, до трясучки ненавижу, и новости эти от вьетнамцев мне как бальзам…Хоть глаза не вернуть…»

И тут только заметил я, что глаз правый у него не настоящий…

За что и как он попал в Магадан – сие мне неведомо, а спросить тогда не удосужился… Вот разве дядю Толю? А что, вот на юбилее и спрошу.

А пока написал, что знаю.

Думается мне, что и сейчас у каждого в семье найдётся что вспомнить, да при случае спросить, коли спросить есть у кого…

А то сходите на выставку картин художников студии имени Грекова, и, может, вспомнится вам, как и мне, то чистое и светлое, что держит нас на этой земле людьми, несмотря на боль и кровь предков наших…