В детском вопросе не грубость, но жалость:
«Скажешь ли ты, возвращаясь к началу,
Скажешь ли ты –
Я когда-то был счастлив,
Там,
На земле?..»
Я вижу (Лев Вьюжин)
Я вижу странное… На христианских
Костях, потворствуя толпе слепцов,
Порок юродствует в безумном танце,
И блуд актерствует, сокрыв лицо.
Вновь, исповедуя чужие догмы,
В угоду площади хрипит трибун,
И вор под знаменем идеи вздорной
Вновь словом краденым зовет на бунт.
Червь черной зависти снедает волю
К сопротивлению призывам – грабь!
Я вижу страшное – вновь режут волки
Овец беспомощных у входа в Храм.
Грех лжесвидетельства вновь ставит веху
В пустыне совести, и мы, стыда
В душе не ведая, Святую Веру
На поругание спешим отдать.
Вновь тонет праведность в песках зыбучих
Всеотрицания. Вновь ангел зла
На обезглавленных церквях беззвучно
Бьет в безъязыкие колокола…
Я вижу…
Топят печи (Лев Вьюжин)
http://www.chitalnya.ru/work/1484220/
Топят печи в Сибири. Доныне
От издревних, забытых времен
Топят печи. В распахнутый, синий
До растроганных слёз небосклон
Поднимается дым. В пребогатом,
Изобильном по горло краю
Топят печи. Когда-то… Когда-то
Я ушёл от морозов и вьюг…
Бьются волны в бессильную память.
Бьется боль – за ударом удар.
Снится мне: под густыми дымами
В заповедную зимнюю даль,
Взяв к себе наши зябкие души,
Никого не виня, не коря,
Пароходики русских избушек
Уплывают по снежным морям.
Упущенная выгода (Лев Вьюжин)
Не спеши, купчина. Отдышись…
Все корысти – тлен и суета.
Всяких выгод значимей – гроши
За Иудин поцелуй Христа.
Всякой мзды ценнее – перезвон
Тридцати серебряных монет,
И барыш за Господа – резон,
Всех иных весомей и прочней.
Отдышись, купчина. Оглядись…
Золотые горы в закромах
Супротив умения гвоздить
Руки Божьи – безотрадный прах.
Ничего не значащая пыль –
Блеск и пышность банковских темниц
Против счастья крикнуть из толпы
Радостно и истово: «Распни!»
Оглядись, купчина – ты купил
Всех и вся и всех и вся продал:
Мать, отца, родительских могил
Тишину, отеческую даль.
Но… Спаситель выдан для креста –
Не тобой! Он продан – не тобой!
Плачь, купчина – длань твоя пуста,
И душа пуста. Взирает Бог
Справедливый на тебя…
Голоса (Лев Вьюжин)
Детские в разливах перламутра,
Мамин теплый в охре золотой
И отцовский терпеливо-мудрый –
Пишет память в тишину холстов
Еженощных давние былые
Голоса… Родные голоса…
Вот горчичный, с примесью полыни –
Дедов. А вот этот, к небесам
Обращенный светлою молитвой –
Бабушкин. Под метроном часов
Я внимаю призрачной палитре
Этих живописных голосов…
Где-то там, за дымкой перспективы,
В облаках, по краю полотна
Уходящих вдаль, звучит тоскливо
И щемяще тонкая струна
Чьей-то неприкаянной измены,
Чьей-то неоплаченной вины…
Гаснет ночь. Печальный пересмешник
Из бессонной трепетной страны
Затихает смутным перепевом
В утренней душе. Метёт рассвет
Сиротливо отзвучавший пепел
Голосов по чуткой синеве –
Детские в разливах перламутра,
Мамин теплый в охре золотой,
И отцовский терпеливо-мудрый…
Вставай, поэт – пора (Лев Вьюжин)
«Не убивайте, дяденька, я – свой!
Я был запуган, вынужден, обманут.
Не убивайте, дяденька! Я к маме
Хочу домой! Я так хочу домой!
Не убивайте дяденька! Я вам
Ещё сгожусь! Я пригожусь, поверьте!
Я не стрелял! Ни крови нет, ни смерти
На мне! Поверьте, дяденька! Я к мам…»
Короткая, как отнятая жизнь,
Сухая очередь. Скупая струйка крови.
Не отпоют, не погребут – покроет
К утру листва. Чуть позже закружит
Метельный снег и занесет приют
Души заблудшей, не оставив следа…
– Не добавляй сочувственного бреда
Сентиментально-вздорному нытью.