– Я, вас не понимаю, – гордо сказала она.

– Да все вы понимаете. Смотрите: мы пару лет бодаемся через суд. Причем, в основном все здесь строится на показаниях свидетелей. Я их куплю, можете купить и вы, но у меня денег больше.

К тому же, вы будете тратить свои деньги, не будучи уверенной в результатах. А у Наташки денег нет.

Ольга Юрьевна слушала, на ходу перестраиваясь от первоначального плана, но ей нужно было понять, чем закончится. Закончилось неожиданно быстро.

– Я, даю вам десять тысяч долларов, – твердо сказала дочь …

– Но …начала, было, Ольга Юрьевна.

– И не копейки больше, – отрезала дочь, -и даю завтра же, у нотариуса, когда ваша подопечная напишет отзыв своего заявления. Как ее запугать – это ваше дело. Второй вариант – будем судиться. Долго, я найму адвоката. Вы не получите ничего…

***

Вечером, накануне отъезда , перебирая бумаги в доме отца, чтобы не попали в чужие руки, когда дом будут продавать, дочь наткнулась на не ей написанное письмо, которое Иван Афанасьевич в трагическую минуту видимо хотел оставить после себя, но потом почему- то раздумал, не дописал и вообще, засунул его в незаметный угол письменного ящика. Может быть, хотел, когда-нибудь дописать.

« Милые мои девочки, писал кому-то Иван Афанасьевич, – каждая из вас принесла мне свое счастье, как то осветлили мою жизнь, Я вас люблю…

И все. Неизвестно кому оно было адресовано. Не было и даты.

Дочь еще раз перечитала, положила письмо в сумку, потом позвонила адвокату:

– Собери мне к завтрашнему дню их реквизиты для перечисления.

– Кого их? – не понял адвокат.

– Да этих девок. Всех троих. Пошлю им по пять тысяч долларов. Привет от папы.

Утром следующего дня, по дороге в аэропорт, она попросила таксиста завернуть на кладбище. Время еще было.

Могила была ухожена. Договор об уходе и установке памятника она заключила.

А пока это был просто холм с поникшими уже венками.

– Прощай, папа – тихо сказала она, – Может, еще увидимся. На том свете. Там ведь нет границ. И стран.

… Через три часа самолет навсегда уносил ее из той жизни, которой когда-то здесь жил Иван Афанасьевич. Когда- то жил.

Будильник звонил под подушкой, чтобы кроме нее, никто из домашних не слышал. Но звонил. Ох, как неохота было вставать! Ночь – это самая счастливое время – во сне виделись какие– то совсем необычные истории, в которых она была как совсем постороннее лицо, как зритель. Или нечего не смотрела. Просто проваливалась в сон, из которого не хотелось выходить.

Но надо было. Ольга Павловна заставила себя открыть глаза, минуту еще выходила из сладкого дурмана сна и привычно взглянула на задернутую штору – солнце на улице, или нет: солнца не было.

– Ща включу! – сказала она себе. Включать было надо. Просто необходимо. У нее была онкология и каждый день, когда открывала глаза и была живой, было счастьем. С солнцем, без солнца – какая разница?! Главное, что начиналась жизнь длиной в один день, в котором будет столько всего!

С солнцем, правда, было веселей. Ну, начали!

Ольга Павловна первым делом тихо подкралась к комнате мужа. Рано еще, может спит?

Муж, Иван Петрович, был уже два года как парализован.

Иван Петрович не спал. Он ждал – знал, что в это время, Ольга Павловна проснется и первым делом зайдет к нему. Это был установленный порядок. Первое событие в его дне.

– Бодрее утро! – сказал он.

– Бодрое утро, Ваня! – улыбнулась Ольга Павловна.

Это приветствие придумала она сама. С добрым утром поздравлять не надо – утро, как начало дня, было всегда добрым.

А вот пожелать быть бодрым – совсем другое дело!

– Как дела, Ваня? – тихо спросила она.