– Все, все отдам…

– Марию кликну, с детьми посидит, ей сережки отдашь, тебе некуда одевать, а к ней сваты скоро придут. Глядишь, да и сгладится судьба у сестрицы.

– Отдам, отдам…

К врачу они успели довести Оленьку живой, но спасти ее не удалось. Вердикт был таким, что умерла она от горячки. Похоронили там же, домой вернулись одни.

Катерина сдержала обещание, отдав браслет подаренный когда-то отцом, серьги, безразлично отметила пропажу еще одного отреза ткани, продолжая жить ради своих троих деток, молча, прокусывая губу, когда Петр бил ее.

Прошло немного времени, как женщина снова была беременна – Мальчик, через два года еще один мальчик. Степан и Егорка – за ними приглядывали, уже подросшие старшие. Ивану исполнилось одиннадцать, он мог и за скотиной ходить, да в огороде работать, с разросшейся пасекой отцу.

Катя работала на ферме, всегда в одежде с длинным рукавом и высоким воротом, она продолжала лечить травами и других, изгоняла порчу и выливала испуг. Готовила прекрасно, бывало, что из ничего такое сварганит – язык откусишь. Дети и не голодали теперь.

Чего не отнять у Петра, так это золотые руки. Все в них горело, да спорилось, в хорошее настроение санки детям смастерил, лыжи, пасека всем на зависть. А пишет-то как! Его небольшие рассказы, публиковали в районной газете, грамотный он был, поэтому вся деревня шла, что бы по-умному, значит письмо какое написать, договор составить или жалобу. С просьбой несли ему кусок сала, курочку, варенье и другую снедь. Жаль только, что эти золотые руки продолжали практически каждодневное избиение жены. Бывало потеряет она сознание, а Петя холодной водой окатит, да и продолжит.

Не спасала и беременность, седьмой ребенок, возраст за тридцать, а он бьет. Ничего – выносила, родила чуть раньше, но здоровую дочь Марию, так захотел отец, который и не муж, в честь своей сетрицы, которая-таки утащила все приданное из сундуков, вместе с украшениями.

Последнего, восьмого ребенка, бедная женщина, родила в сорок лет. Еле выжила от сильного кровотечения, но после этого осталась бесплодна, скорее всего вздохнув, с облегчением. Слабенькая дочка – Лидия копия Петра. Почему вздохнула, да потому что, некогда любимый Петя стал настоящим монстром, начав бить и детей.

Та женщина, что поведала мне эту историю, была четвертым ребенком, и если не считать умершую сестру, то третьим. Будучи подросткам, она уже понимала, все зверства, что творились на ее глазах и не раз пыталась защитить мать, своим худеньким тельцем, за что получала по-полной. На ее голове, до сих пор белеет шрам от топора, когда она неслась босиком из дома, по снегу, ей вдогонку летел тот топор, который рассек кожу и кровь залила одежду, оставляя, на белом свои следы. Тогда несколько часов пришлось просидеть с сарае, пока Степан не пришел и не сказал, что отец ее прощает. Дома, мать молча смыла кровь, напоила чаем и уложила на печь.

Катерина перестала давно защищать детей, поняв, что сделает только хуже. Муж быстро отойдет, а она залечит их раны, как бесконечно лечила свои. Дети давно не видели ее улыбки и никогда не ощущали на себе материнских рук, несущих ласку.

Когда старший брат, пришел из армии, Зина уговорила его и Толика, проучить отца, что бы мать больше не трогал, уже возраст был не тот, что бы такое издевательство переживать. Но Петр гаркнул на сыновей, дал каждому тумака:

– Что бы не лезли туда, куда не следует.

Мужик он, конечно сильным был, но, по сути, трусом, поэтому одна из причин побоев было самоутверждение.

Вскоре Зина покинула семейное гнездо, вышла замуж за простого парня Михаила, и приехала в гости, как раз заготавливали сено, то есть покошенную сухую траву, складывали в стог. Тогда с родителями оставались только младшие сестры, остальные переженились и жили отдельно. Катерина, уже в годах, стояла наверху, утрамбовывая, Петр же подавал и все время норовил ее вилами ткнуть в голые ступни. Муж Зины не выдержал, встряхнул за грудки тестя: