– Сказки все это, бабушка, не верю я в эти ведьмовские штучки.

– Не веришь – и ладно. У кого остановился на ночлег?

– У деда Ерофея.

Далеко за полночь в приютившем меня доме не смолкали беседы о прошлой жизни в деревне. Вспоминали тех, кого уж нет и тех, кого судьба разбросала по разным сторонам. Пелагея довольная ушла к себе в избу, дед Ерофей забрался на печь, справив для меня заранее постель вт горнице.

Каждый год, двадцать первого декабря, незадолго до полуночи меня неумолимо тянуло на свежий воздух. А потом невинная прогулка продолжалась во сне и заканчивалась происшествием. Я попадал под машины, на меня обрушивались комья снега и льда с крыш, я замерзал в проруби, образовавшейся подо мной в трескучий мороз. На меня нападали неизвестные и с жестокостью убивали. С каждой новой прогулкой я учитывал прошлый опыт и уходил все дальше от дома. И в чистом поле, и в дремучем лесу я замерзал или был растерзан зверями.

Сегодня я поломал традицию и не вышел на прогулку. Как же оказывается просто не попасть под влияние рока, преследующего тебя в снах. Дед Ерофей покряхтел на печи и затих. За окном надрывалась метель, я приподнялся с кровати, заглянул в него. И отпрянул. Мне показалось на миг, что кто-то посмотрел на меня через окно нехорошим взглядом. Сквозь узоры на стекле невозможно было догадаться, кто бы это мог быть. Пелагея решила вернуться? Нет – у последних деревенских жителей есть ключи от домов соседей. Так, на всякий случай. Бабушка Вера? Она и по дому еле ходит.

Я наскоро оделся, выглянул на улицу. Свет из сеней выхватил клуб ветра со снегом и чью-то фигуру, удаляющуюся от дома.

– Эй! Кто вы?

Фигура остановилась, посмотрела в мою сторону и продолжила путь во тьму. Я побрел за ней, пытаясь выяснить, кто это и что делает возле дома деда Ерофея. Она остановилась и смотрела в упор, как я приближаюсь. Когда расстояние между нами осталось на вытянутую руку, фигура прыгнула, повалила в снег и оседлала меня, начала наносить тяжелые удары по мне. Это был мужчина – такая силища была в незнакомце. Я барахтался под ним, пытаясь скинуть с себя, несколько раз в ответ ударил его. Но он был сильнее и увёртливее.

Вскоре я почти не сопротивлялся ударам. Мужик соскочил с меня и начал пинать. Он делал это с остервенением, не разбирая, на какую часть тела обрушится его сапог. Сил моих доставало только на то, чтобы прикрывать лицо руками. Глаза застилала кровавая пелена. Мужик приподнял меня за грудки, приблизил свое лицо и прохрипел:

– Вот и встретились.

– Кто ты?

– Я тот, у кого ты выпил его долю.

Перед тем как провалиться в беспамятство, я вспомнил сегодняшние слова бабушки Веры.

Тело ныло. Ни рукой, ни ногой я пошевелить не мог. Разлепив глаза, увидел над собой лицо деда Ерофея:

– Кажись, пришел в себя, Верка.

– Теперь с ним все будет в порядке, – послышался в ответ ее голос. – Пелагея, не забывай его отпаивать настоем.

Затем я увидел бабушку Веру вместо Ерофея:

– Повезло тебе, Сережка. Хорошо, Ерофей чутко спит, услышал твои стоны. А то добили бы тебя или замерз бы.

– Как же он мог слышать, – еле шевелил языком я, – там такая метель…

– А ты и не был там, – ласково ответила она, – тебе приснилось.

– А как же вот это все?.. – показал глазами я на свое побитое, безвольное тело.

Вместо ответа, в меня почти насильно влили терпкий, чуть горьковатый настой из трав.

Отдохнувший, вполне чувствующий прилив сил, я сидел на кровати в накинутом на плечи теплом одеяле. Дед Ерофей, Пелагея и бабушка Вера чаевничали и беседовали о том, о сем.

– Бабушка Вера, может быть ты сейчас расскажешь, что со мной было?