– «Мне «Московской» тогда, ноль семь…» – начал Степан нерешительно, понимая уже, что просит невозможного – на прилавке красовались только «мальки» и поллитровые бутылки. Однако хозяин, приветливо склонив голову, произнес:

– Вах! Почему нэт? Все есть… И ноль семи, и ноль восеми… – он достал из-под прилавка пустую литровую бутылку с надписью «Гжель» и вышел в подсобку. Донеслось журчание воды. «Моет?», – как-то отстраненно подумал Степан. Продавец вернулся и торжественно выставил бутылку на прилавок. Затем он взял с витрины малек и поллитру, и, победно глядя на Степана, перелил их содержимое в литровую бутыль. Поскольку воронки у него не было, часть жидкости пролилась. Продавец сделал успокаивающий жест и снова вышел в подсобку. Опять включил кран – чтобы ополоснуть бутылку… правда, забыл надеть крышечку, она осталась лежать на прилавке… И вот, наконец, с совершенно победоносным видом продавец появился из подсобки. В руке у него сияла полная литровая бутылка:

– Вот, дарагой! Для тебя ничего не жалко!

После такого теплого приема отказать было невозможно, к тому же Степан и сам имел восточные корни: его дедушка был еврей, а мать – армянка, поэтому он, молча расплатившись, взял бутылку и, тихо прикрыв дверь, оказался на улице. Шел снег.

***

Итак, до встречи оставалось минут пятнадцать. Степан зашел в первую попавшуюся подворотню, достал из сумки бутылку, отвинтил крышку, выдохнул и сделал пару глотков. Затем он вытер губы, закрыл бутылку и прислушался к происходящему внутри себя. Водка была плохая, но действовала правильно – жить становилось лучше.

Уже на подходе к метро обнаружилось, что выпил мало. Ощущение красоты и полноты жизни оборвалось. Захотелось курить. Обычно это происходило не столь быстро и как-то, что ли, плавней. Решил принять еще.

«Видимо, водка паленая оказалась или воды из крана много налилось», – подумал Степан с некоторым разочарованием. Искать подворотню не имело смысла – поблизости от метро все дворы закрыты на ворота с кодовым замком, и надежды туда проникнуть практически не было. Возвращаться же не хотелось – было холодно и далеко. Он встал спиной к тротуару, как бы разглядывая что-то в витрине магазина, и осторожно нащупал в сумке бутылку. Что это был за магазин, Степан даже не заметил, так как был полностью поглощен сначала нащупыванием бутылки, а затем откручиванием у нее крышки. Завершив дело, он сделал пару торопливых глотков. При этом большую часть расстояния до его рта бутылка проделала, все еще находясь в сумке, вынырнув оттуда только в последнюю минуту.

«Решат, что сок пью, – стыдливо подумал Степан, – может человек сок пить?" Он начал завинчивать пробку, но, видимо, криво надел и ее заклинило. Он попытался свинтить ее назад, но и это не удавалось. Тогда Степан в сердцах рванул, и пробка поддалась, но при этом выскочила из рук и провалилась в недра сумки. Степан чертыхнулся – сумка была большая, а пробка маленькая, и оба этих обстоятельства, соединяясь, делали поиски затруднительными. Без пробки водка могла выдохнуться или пролиться. Ни то, ни другое в его планы не входило.

Он с минуту подумал, потом сунул руку внутрь и принялся шарить. Ключи, зажигалка, футляр от фотоаппарата, ключи, фотоаппарат, кошелек, чехол от наушников, ключи, наушники, кошелек, зажигалка, ключи, плеер, записная книжка, футляр от фотоаппарата, ключи, кошелек, коробка анальгина, снова кошелек, опять плеер, снова ключи, записная книжка…

«Блин… Так до утра можно…» – расстроился Степан. Чуть подумал, снова достал бутылку и уже с расстройства, не особо прячась, сделал еще глоток. Посмотрел на витрину, это оказался магазин женского белья. Прямо перед Степаном красовались красные кружевные трусики внушительного размера. Снизу были затейливо раскинуты по разным концам витрины черные колготки. Сверху была прикреплена ночная рубашка в кружевных рюшках телесного цвета и значительно меньшего, чем трусы и колготки размера, отчего казалось, что силуэт напоминает то ли страуса, то ли орангутанга необыкновенной величины и окраса. Завершал все это сооружение исполинского размера бюстгальтер в малиновых кружевах.