Вырвалась. Сбежала. Теперь… Теперь самое трудное.

– Дим, где мой сын? Только не говори, что он погиб, потому что это враньё. Я слышала его плач, он никак не мог погибнуть при родах. Его кто-то украл.

Дима взирает на меня, как на умалишённую, на какое-то время даже позабыв о дороге.

– Ты что? Ты серьёзно это? Ир, они сказали, он задохнулся.

– Что бы они не говорили, я знаю, что мой малыш жив. И я его найду.

– И как ты это сделаешь? – снова поглядывает на меня с опаской. Наверное, думает, что я действительно чокнулась.

– Я пока не знаю как. Но знаю, что сделаю это.

– Ир…

– Дим, нет. Молчи. Если хочешь сказать то, что твердят остальные, то просто промолчи. Мой сын жив. Я знаю это. И никто не разубедит меня в обратном. Его забрал Халим.

– Ир, это жопа какая-то. Честно. Как, по-твоему, он это провернул?

– У него хватает ресурсов. Ты же видел его подарки. А город его помнишь?

– Помню, – мрачно заключает Дима, и возвращает внимание на дорогу. – Дерьмо.

– Да уж, – вытираю слезу, скатившуюся по щеке. – Он способен на многое. Даже на такое дерьмо.

– И что ты теперь планируешь делать?

– Хороший вопрос. Сама пока не знаю. В роддом идти бесполезно. Ребёнка там больше нет. Они ведь даже не показали мне его.

– Мне они сказали, что его похоронят.

– Чушь!

– И где он по-твоему?

– Уже не здесь. Халим увёз его. Мне, скорее всего, придётся ехать в Эль-Хаджа.

– Ты с ума сошла? – Дима даже скорость сбрасывает. – Какой ещё Эль-Хаджа? Ты забыла, как оказалась там в плену?

– Я всё прекрасно помню. Но от своего ребёнка я не откажусь. Он мой сын, понимаешь? – смотрю на Диму, но никаким понимаем с его стороны даже не пахнет.

– Ир, я тогда только благодаря его брату тебя вытащил. А сейчас говорят, что он в тюрьме. Понимаешь? Это всё серьёзно. Шейх может причинить тебе вред. Ты готова к этому?

– Да. Я готова.

– Ты сумасшедшая. Я уже жалею, что вытащил тебя с клиники. Бред какой-то несёшь.

Я упрямо отвернулась к окну. Меня не удержит никто. Ни толстые решетки, ни настойчивые уговоры. Для себя я уже всё решила. И никто не изменит моё решение.

– Ну как ты, моя хорошая? – тётя Глаша, обнимает меня, прижимает к своей полной груди, и я слышу, как сильно и часто бьётся её сердце.

– Нормально, – отвечаю тихо.

– Не передумала?

– Нет.

– А может останешься? Попробуем вернуть ребёночка так.

– Как? – отстраняюсь, заглядываю ей в глаза.

– Ну тебя же мы вытащили, – в глазах тёти Глаши теплится надежда, что всё разрешится. А я уже сомневаюсь.

– Это другое. Малыш не может сам сбежать.

– Ты хоть представляешь, как сложно мне будет спасти тебя снова? Если вообще возможно? – Дима смотрит на меня исподлобья. – Думаешь, он тебя отпустит во второй раз? Да он тебя в клетку посадит!

– Значит, будет так, – я оглядываюсь на табло, сжимаю в руке сумочку. – Я не откажусь от своего сына. Ни за что.

Дима качает головой, ругается матом.

– Дура! Ты осознаёшь хотя бы, насколько ты дура?! – кричит на меня, отчего на нас начинают оборачиваться прохожие.

– Началась регистрация на рейс. Я пойду.

– Ира! – он хватает меня за запястье, сильно сжимает. – Одумайся. Это последний шанс!

Тётя Глаша плачет и удерживает меня за вторую руку.

– Прекратите, прошу вас. Я вернусь. Как только заберу своего сына, – в это я, конечно же, не верю. Халим не отдаст мне сына просто так. Скорее всего меня ждёт очередное наказание, и кто знает, насколько он на меня зол. О том, как сбежать оттуда с ребёнком я не имею понятия. Но точно знаю – он не отдаст его никому. Я сама должна явиться. Этого он ждёт.

Посадка на рейс заканчивается, и я тороплюсь к стойке, чтобы успеть. Дима и тётя Глаша смотрят мне в след. Она со слезами на глазах, он зло. А мне уже всё равно. Лишь бы коснуться своего малыша, лишь бы прижать его к груди. Уверена, мне придётся нелегко, поэтому я и еду одна. Присутствие Димы лишь всё осложнит.