(1) На следующий день утром к дому Веттия [Претекстата] прибыли все: среди них [и те, кого] он [уже] собирал накануне. Когда их впустили в библиотеку, в которой их ожидал Претекстат, он сказал: (2) «Я вижу, что у меня будет славный день: и вы присутствуете, и обещали быть те, кого было решено пригласить к участию в нашем собрании. Только одному Постумиану показалась более важной, [чем наше собрание], работа по подготовке защитительных речей. Вместо него, отказавшегося [прийти], я пригласил ритора Евсевия, знаменитого и в греческой науке, и в красноречии, и убедившего всех, чтобы с восходом дня они предоставили себя в наше распоряжение, ибо именно сегодня не дозволено исполнять никакие общественные обязанности: кажется, что в этот день наверняка [нет] ни одного [человека], одетого в тогу (togatus)^>107 или трабею (trabeatus), в плащ (paludatus) ли, либо в претексту (praetextatus)».

(3) Тогда Авиен – поскольку у него было обыкновение перебивать [собеседника] – говорит: «Когда ты, Претекстат, произносишь имя, священное для меня и государства, среди названий одежды, у меня возникает не шуточный, как я считаю, вопрос. Ведь, так как [названия] одежды: тога, или трабея, или плащ, – не нашли никакого применения [в качестве] собственного имени, я спрашиваю тебя, почему только от этого одного одеяния, претексты, древние образовали [собственное имя “Претекстат”]^>108, или, [точнее, я спрашиваю тебя], каково происхождение этого имени?»

[4] Опоздавшие к началу беседы Флавиан и Евстафий, пара, известная [своей] дружбой, и пришедший немного позже Евсевий [еще] более оживили собрание и уселись после взаимных приветствий, пытаясь узнать, о чем же шла речь.

[5] После этого Веттий говорит: «Что касается [меня], ищущего поддержки, [то] вы прибыли очень кстати. Ибо наш Авиен ставит передо мной вопрос об имени [“Претекстат”] и так настаивает [пояснить] его возникновение, как будто бы от него можно требовать доказательства происхождения, [как от человека]. Ведь, так как нет ни одного [человека], который звался бы собственным именем Тогат, или Трабеат, или Палудат, он требует вынести на обсуждение [то], почему имеется [собственное] имя «Претекстат». (6) Но, так как и на двери Дельфийского храма написано и одному из числа семи мудрецов принадлежит точно такое же изречение: γνῶθι σεαυτόν (“Познай самого себя”)^>109, – что же я о себе [самом] знаю, если [даже] имени [своего] не знаю? Поэтому мне нужно сказать о его возникновении и истоках.

(7) Тулл Гостилий, третий правитель римлян, когда были побеждены этруски, первый постановил, чтобы в Риме пользовались курульным креслом и ликторами, и расшитой тогой (toga picta)^>110, и [тогой] претекстой (toga praetexta), которые были знаками [отличия] этрусских должностных лиц^>111. Однако претексту^>112 в то время [еще] не носили в детском возрасте, ибо она была, как [и] остальное, что я перечислил, почетной одеждой. (8) А потом Тарквиний Древний – сын коринфского изгнанника Демарата^>113, о котором некоторые сообщают, что его прозвали Лукумоном^>114, третий [по счету] от Гостилия правитель [Рима], пятый [по счету] от Ромула^>115 – справил триумф^>116, одержав победу над сабинянами^>117.

Во время этой войны он на собрании [народа] и похвалил, и одарил золотой буллой (bulla) и претекстой своего сына четырнадцати лет от роду, отмечая не по летам храброго мальчика наградами мужества и почета, потому что он в рукопашной [схватке] поразил врага. (9) Ведь как претекста была украшением магистратов, так булла – [украшением] получающих триумф; они выставляли ее напоказ