В передней комнате на кирпичи опирался сломанный диван, больше ничего. Одна шаткая пружина торчала из спинки, ухватив витками своими пивную банку, и сидел, утопая в мышиного цвета обивке без начеса, рядок пьянчуг.

Эй, Саттри, окликнули они.

Черт бы драл, сказал Джейбон, вздымаясь из недр дивана. Обхватил Саттри за плечи одной рукой. Вот мой старый кореш, сказал он. Где виски? Дайте ему хлебнуть этого старого чокнутого говна.

Как поживаешь, Джим?

Поживаю со всякой, какая даст, ты где был? Где виски? Ну вот, на. Хлебни-ка, Кореш.

Что это?

«Быльё». Лучший напиточек на свете. Хлебни, Сат.

Саттри подержал бутылку против света. Веточки, мусор, что-то вихрились в маслянистой жидкости. Он потряс бутылку. С желтого донышка поднялась дымка. Срань всемогущая, сказал он.

Лучший напиточек на свете, пропел Джейбон. Хлебни-ка, Сат.

Он открутил колпачок, нюхнул, содрогнулся, отпил.

Джейбон обнял пьющую фигуру. Глядите, старина Саттри хлебает, выкрикнул он.

Глаза у Саттри зажмурились, а бутылку он протягивал тому, кто ее у него примет. Черт бы драл. Что это за срань?

«Быльё», выкрикнул Джейбон. Лучший напиточек, какой только есть. Хлебни и наутро ничего не почувствуешь.

Или же ни в какое больше утро.

У-у-у господи, давай-ка сюда. Привет, Былька, подваливай к папке.

На вот, плесни в чашку, дай «Кока-Колой» разбавлю.

Не выйдет, Кореш.

Это почему?

Уже пробовали. Дно проедает.

Смотри, Саттри. На башмаки себе не капни.

Эгей, Боббиджон.

Когда старый Кэллахэн откидывается? спросил Боббиджон.

Поди знай. Когда-то в этом месяце. Ты Черпака когда видал?

Он в Бёрлингтон переехал, Черпак-то. Сюда больше не ходит.

Иди посиди с нами, Сат.

Джейбон направил его за руку. Усаживайся, Кореш. Усаживайся.

Саттри опустился на подлокотник дивана и отхлебнул пива. Джейбона он потрепал по спине. Казалось, голоса поблекли. От бутылки виски он отмахнулся с улыбкой. В этой высокой комнате треснувшая штукатурка с полосами копоти там, где под ней были рейки, это убожество, это братство обреченных. Где жизнь билась непристойно плодородно. В наплыве голосов и смеха, в вони выдохшегося пива воскресное одиночество ссачивалось прочь.

Разве нет, Саттри?

Что такое?

Насчет того, что под всем городом пещеры.

Так и есть.

А в них там везде что?

Сплошь шлам. Что вверху, то и внизу. Саттри пожал плечами. Ничего про это не знаю, сказал он. Просто какие-то пещеры.

Люди бают, одна там прям под рекой идет.

Это та, что выходит наружу в парке Чилоуи. Видать, в Гражданскую в них там всякое прятали.

А теперь-то в них там что.

Хрен знает. Спырси Саттри.

Как по-твоему, туда спуститься еще сможешь, Сат? В пещеры Гражданской эти?

Не знаю. Всегда болтали только, одна там под рекой идет, но я никогда не слыхал, чтобы в ней кто-то бывал.

Там еще реликвии с Гражданской могут быть.

А вот и одна из них, сказал Джейбон. Что скажешь, Негра?

Саттри глянул на дверь. За ними наблюдал серого вида человек в очках. Ничего не могу, произнес он. Как вы тут, мальчики? Чего попиваете?

«Быльё», Джим вот говорит.

Хлебни-ка, Нег.

Тот дошаркал до бутылки, кивая всем, глазки за очками метались туда-сюда. Схватил виски и хлебнул, вялое горло его задергалось. Когда опустил бутылку, глаза у него были закрыты, а лицо – перекрученная маска. Фух! Он дунул летучей дымкой на улыбавшихся наблюдателей. Боже правый, что это?

«Быльё», Нег, крикнул Джейбон.

Больше похоже на блевьё.

Царю небесный, голуба, я знаю, пойло это месят в ванне, но вот это точно варили в хезнике. Он смотрел на бутылку, потряхивая ее. Сквозь дымную горючку, что в ней содержалась, жирно вихрились кверху пузыри размером с дробь на гуся.