Аня неохотно взяла планшет, просмотрела фамилии и одним залпом допила кофе Рыжего.

– Обзвон, ага.

Аня бросила взгляд вниз по лестнице и развернула сайт «Порога». Красно-синий попугай моргнул.

«Зарегистрируешься?»

[имя] [email]

[место работы/учебы]

«Аня».

«galaktionovaAI@mvd.gov.ru».

«Студентка педа».

Стилус Ани завис над сенсорным Enter, затем она передумала: стёрла «студентку» и напечатала «полицейский». Подумала ещё и заменила на «судья».

Экран потемнел, когда Аня нажала «зарегистрироваться», и медленно проступили неоновые слова: «ЦЕНА ПРОХОДА ДОЛЖНА БЫТЬ УПЛАЧЕНА». Следом подгрузилась гигантская анкета: дата рождения, привычки, родители, взгляды на политику, религию; какие-то этические задачки в духе «проблемы вагонетки».

Вагонетка мчится по путям, к которым привязаны пять человек. Чтобы спасти их, её можно перевести рычагом на запасной путь, где привязан педофил.

[переключить рычаг] [не трогать рычаг]

Облачко «ПРОПУСТИТЬ ОПРОС» рядом с попугаем недвусмысленно намекало, что можно сразу перейти к вступительному заданию, к той самой «ЦЕНЕ ПРОХОДА», но Аню что-то останавливало от этого. Она покусала губу, поставила курсор в первое поле и стала печатать ответ.

Причёска инспектору ФСИН не шла. Слишком пышная, слишком вылизанная: прямая чёлка скрывала брови, длинные-длинные волосы обгладывали уши.

Парик?

Иннокентий сел удобнее. С тех пор как он облысел, было трудно удержаться, чтобы не искать недостатки в чужих волосах. Хотя, казалось бы, ну какая разница?

– Почему регистрация и направление в Ростов, а прописка здесь?.. – холодно спросила инспектор.

Она листала бумаги уже несколько минут, но ни теплоты, ни понимания в ее глазах не прибавилось.

– Здесь я хочу встать на учёт, – медленно, как можно отчётливее произнёс Иннокентий и упёрся взглядом в серые глаза женщины.

– У вас куда направление?

Инспектор подняла одну из бумажек и покачала ею в воздухе.

– Визит уже просрочен. То есть будет вынесено предупреждение. Если будете упрямиться дальше, вынесут второе, и материалы пойдут в суд. Вас как: с конвоем отправлять в Ростов? Или пешочком сразу в колонию?

Иннокентий перевёл взгляд на стену, где висела грамота от дирекции ФСИИН «Ледковской Марии Яковлевне». Под ней искрила проводка и корячился синий стул, задавленный неровной стопкой из жёлтых и белых папок. Собственно, эти папки забили весь кабинет: ещё два стула, стол, шкаф с календарём-распашонкой, подоконник. За подоконником открывался вид на мусорный бак, платан и жёлтую трубу газопровода. Платан бесшумно покачивался, в мусорном баке копался облезлый кошак.

– Моя дочь здесь, – тихо сказал Иннокентий. Ему не хотелось говорить об Ане, не хотелось просить, выпрашивать, но иного в голову не приходило. – Я много совершил в жизни, чего… о чем жалею, это…

– Я не священник, давайте без исповедей.

Иннокентия будто ошпарило. Шея у него вспотела, в солнечном сплетении жгло. Он посмотрел в лицо инспектора – спокойное, равнодушное, пустое, как бы обескровленное ежедневными очередями из бывших и настоящих зэков.

Это же лицо висело в коридоре, на доске почёта.

Наверное, хороший работник, подумал Иннокентий.

Приходит за пятнадцать минут на службу, уходит в десять вечера. Показатели перевыполняет.

Отличный работник.

– Знаете, сколько вас, – инспектор очертила взглядом Иннокентия, – вот таких, являются сюда и говорят этими же словами? А на второй день вы прирезаете кого по пьянке. Или тащите телевизор у соседа.

Она вновь взялась за бумаги, но уже на постановлении суда её лицо изменилось.

– Ну да, ещё с такими наклонностями. Езжайте-ка вы лучше в Ростов. Пусть там с вами возятся, разбираются…