Она, вздрогнув, опустила глаза и проворковала:

– Помни, Витенька, ты детям нашим нужен и мне…– Может, в эту минуту поверила сама, что будет ждать мужа как положено супруге.

В дверь всунулся Вовка. «Дайте конфет» – попросил. Ксения насыпала ему в ладони конфет и пряников. Ефим рукою, дрожащей поднял стакан и произнёс речь:

– Выпьем за солдата, пусть дослуживает и возвращается!

– Полина, Ксения, поддержим! – пошатываясь, потянулась через стол Василиса, в руке держа стакан.

«Выпили по первой, выпьем по второй…» – Агафья Кирилловна песню завела.

С улыбкой подпела Полина, повторяя окончания строк. Потом пели: «Скакал ка-а-зак через долину…». А следующую песню пели и детишки, вернувшиеся со двора: «Позарастали стёжки-дорожки, где про-о-о-ходили милого ножки». Еремеиху язык перестал слушаться, она подалась на крыльцо.

Провожали Виктора Ксения, Ефим и Анна. Он поцеловал спящих сынов; с порога рукой помахала ему Агафья Кирилловна.

Впереди шёл Ефим, следом, Анна, неся чемодан. Она то и дело оглядывалась на разговаривающих супругов. Нарисовались на фоне мутного неба вершины берёз, облитые лунным светом: подходили к роще. Виктор вздохнул.

– Не вспоминай, – прошептала Ксения. – Глупость совершила… – И, добавила: – Слышала, Сашка уехал.

– Не опоздали? – заволновался Ефим около перрона.

– Половина первого, а поезд в час, – Анна присела на скамью, под часами.

– Скоро Витя в чужую сторону уедет, – растрогался Ефим.

– У нас страна одна – советская, – возразила Анна.

– Цыц, коза! – шикнул Ефим. – Веду речь о земле, на которой Витя родился, понятно?

Послышался гудок, и вскоре ударил свет прожектора по рельсам; пыхтя громко, паровоз стал.

– Дождёшься ли? – Виктор глянул на Ксению.

Из репродуктора объявили о стоянке поезда. Виктор обнял и облобызал отца, потом Анну, потом Ксению:

– Навсегда будешь в моём сердце… – шепнул он.

– Буду ждать… – шепнула она.

Он долго целовал опьяняющие сладкие губы. Поезд дёрнулся; Виктор на ходу запрыгнул на подножку.

– Прощайте! – крикнул.

– Уехал…– сказала, всхлипнув, Анна.

Возвращались провожающие в молчании. У ограды Ефим спросил сноху:

– Зайдёшь? – с устатку тяпнем.

– Не хочу, – услышал.

– Как знаешь… – махнул рукой.

Виктор долго всматривался в огни города. Когда проехали полустанок, вошёл в тамбур. Заспанный проводник, с длинными усами, мельком взглянул на билет. «Подожди…» – вынес из каморки постель. Закрывшись в купе, Виктор расстелил простынь. В чемодане поискал фотографию жены и детишек. Не нашёл: видимо, забыл в спешке дома. Зато, всунутая в носок, лежала на дне чемодана бутылка водки. Вынув сверток с едой, он наполнил кружку. Вздохнув, выпил, и почувствовал в теле приятное тепло. Немного поел и прилёг. Постукивание колёс усыпило его.

Пробудили его чьи-то шаги в вагоне. За окном светились огни станции. Прочёл: НОВОСИБИРСК. В купе вошёл усатый проводник, вежливо спросил:

– Поспали?

– Отдохнул, – улыбнулся Виктор. – Выпьете? – предложил, увидев, что проводник смотрит на бутылку.

– Можно бы, – промямлил тот. – Только служба, чёрт побери. А то бы того…

– Службе не повредит, – сказал Виктор и опростал бутылку. – Присаживайтесь.

– Боюсь, одному не пойдёт.

– Представляете, – Виктор продолжил беседу, – бутылка в чемодан попала случайно.

– Доживаю пятый десяток, а ни одна бутылка не попала ко мне случайно, – сказал, улыбаясь, усатый. – А может, попадёт, когда…– Крякнув, выпил до дна.

Дёрнулся вагон. Проводник посматривал в окно, лениво жуя хлеб. В купе вошла дама, с чемоданом и сумочкой. Поставив чемодан, она достала из сумочки билет.

– Подумала, что этот вагон без проводника, – съехидничала, и добавила. – Еду до Москвы.