Сашка кивнул головой. Старуха продолжила:

– Звать-то тебя как?

– Сашка. А вас Пелагея Степановна?

– Ишь ты, слышал, значит, разговор с соседом? – старуха покачала головой. – Ну и хорошо, раз слышал. Ты не бойся, Кузьмич – он добрый мужик, не сдаст тебя. Это он больше за меня волнуется, чтобы мне беды не было. Ох, жизнь наша, что она только с людьми-то делает?!

Старуха горестно вздохнула и продолжила:

– Сосед-то мой раньше шебутной был, выпить любил очень. Жена его, Матрена, красавица была, с детьми часто ко мне ночевать прибегала: бил он ее, вот и пряталась у меня. А мне-то что, давно одна живу, что ж ей не помочь-то? А Кузьмич как трезвый – золотые руки. Все у него получается. Добрый, отзывчивый, никогда не откажет. А стоит выпить – совсем другой человек, словно сатана вселяется. В прошлом году, зимой, перепил он, стал Матрену гонять по деревне, избил сильно, хорошо, что я детей спрятать успела. После того она, бедная, помучилась неделю да и померла. Чуть не посадили тогда Кузьмича, да председатель выпросил, детей пожалел, не хотел сиротами делать. Месяц в район ездил, но добился. Выпустили на поруки. С тех пор ни капли в рот не берет, все о детях заботится. Прямо курица-наседка. И за могилкой Матрены ухаживает, постоянно цветы ей туда носит. Старается прощения у нее вымолить. Да только я знаю, простила она его. Сама мне перед смертью сказала, что зла не держит. Любили они друг друга сильно. Только вот такая странная любовь у них получилась.

А ведь я помню, как они женились, столько счастья в глазах было у Якова, думала тогда, что повезло Матрене, будет как за каменной стеной за таким мужем. А оно вон как обернулось! Как немцы пришли, Кузьмич из-за детей к ним в полицаи и подался, чтобы защитить да сохранить. Переживает он за них очень. Вот ты говоришь – злые они, враги, а у нас с их приходом, почитай, ничего и не поменялось. Председателя колхоза старостой назначили, да и сам колхоз сохранили. Только раньше зерно в район большевикам возили, а теперь немцам. Ладно, заболталась я с тобой, – заторопилась хозяйка. – Ты запомни, ежели спросят, всем говори, что ты Сашка – сын Николая. Приехал ко мне из Гомеля. И все. Молчок. На столе под тряпкой еда, позавтракай, чем бог послал.

Степановна ушла во двор, а Сашка сел за стол, на котором под вышитой заботливыми руками хозяйки большой салфеткой стояла миска с картошкой и квашеной капустой. Завтракая, он принялся с интересом рассматривать дом, куда занесла его судьба. Сейчас, в дневном свете, все выглядело немного иначе, чем во вчерашней полутьме. Небольшая изба была чисто выметена, вдоль стены стояла широкая скамья. В углу, под иконой, расположился большой старинный сундук с резной крышкой. «Наверное, здесь было приданое самой хозяйки», – почему-то подумалось Сашке. Рядом, укрытая цветастой ширмой, находилась двухъярусная деревянная кровать, которую он вчера не заметил. Посередине избы стоял стол. Вот, пожалуй, и все убранство.

На голых стенах висело несколько пожелтевших фотографий. Сашка встал и подошел поближе. На первом снимке был запечатлен высокий бородатый мужчина, сидевший на стуле, сзади него стояла молодая красивая женщина. По обе стороны от мужчины стояли двое мальчиков-погодков. Присмотревшись внимательно, Сашка уловил в чертах женщины сходство с хозяйкой и решил, что это старуха в молодости с мужем и детьми. На других карточках были уже повзрослевшие дети и постаревшие хозяева. Время – самый неумолимый убийца из всех существующих во вселенной. Как ни старайся, что ни делай, но ни остановить, ни замедлить его не получится. Так и сейчас перед глазами Сашки пробежала целая жизнь простой русской семьи, оставшаяся только в памяти да на этих черно-белых карточках.