Саня оперлась локтями о борт купели и разглядывала… шифоньер. Метр девяносто в высоту точно есть, антресоли - шикарные, широченные, вместительные. Лицо… нормальное лицо. Матушка природа, когда это лицо делала, использовала минимум самых простых инструментов, поэтому получилось без изысков. Но вполне симпатично. Хороший открытый лоб, немного глубоко посаженные глаза, зато уверенный крепкий подбородок и нос без выкрутасов, простой и ровный.  В общем, фигура  - отпад, лицо – вполне. Портила картину только одна вещь. Точнее, две. Отвисшая челюсть и выражение глаз.

Электрик Оболенский смотрел на Саню ошарашенно. Это если сказать мягко. А если как есть – так практически с ужасом.  Саня опустила глаза. Ах, да. Она высунулась из воды практически по пояс, и грудь виднелась над краем купели. Ну так красивая же грудь!

- Так вот вы какой, корнэт Оболенский…

- Терпеть не могу эту идиотскую песню, - отчеканил «корнэт».  Кажется, он справился с первым шоком, и теперь удивление на его лице уступило место хмурому выражению.

- Хорошо, не буду петь, - покладисто согласилась Саня. Она опустилась в воду чуть ниже. Во-первых, грудь мерзнет. Во-вторых, мужчина нервный.  – Так что смело залезайте.

Он смотрел на нее все так же мрачно.

- Спасибо, я не большой поклонник принятия ванн на улице в плюс пять по Цельсию, - он повел своими великолепными плечами в темно-оранжевой флиске.

- А вы пробовали? – вкрадчиво поинтересовалась Саня. В ней пробудился он. Нет, пока не тот он. Пока – спортивный азарт. Побуждающий любой ценой добиться своего.

- Не пробовал и не хочется, - Александр Оболенский – явно сама неуступчивость и несговорчивость.

- Вы просто боитесь, что я начну к вам приставать, верно? – самым что ни на есть светским тоном поинтересовалась Саня. Оболенский открыл рот, но что сказать, видимо, не придумал. Поэтому снова закрыл. А Саня продолжила. – Не переживайте, Саша, у нас как в сказке про Золушку. До полуночи я совершенна безопасна.

- Там вроде как-то иначе было  - в той сказке.

- Признаю – я не сильна в сказках,  - Саня беспечно махнула рукой, а потом, протянув ее, взяла с  подставки стакан и сделала щедрый глоток. Оболенский наблюдал за ее действиями с явным интересом. И с некоторой опаской. – Но сути это не меняет. До двенадцати вы можете совершенно не переживать за свою невинность и смело поплескаться со мной.

- За мою… - он прокашлялся. – Что?

- За ваш благоуханный цветок невинности,  - Саня понятия не имела, откуда берется в ее голове вся эта чушь, но с большим удовольствием ее несла.  – Я могу даже закрыть глаза, чтобы не смущать вашу наготу.

Он некоторое время молча смотрел на нее. Потом перевел взгляд на кувшин с глинтвейном, на бутылку коньяка, красовавшиеся на подставке рядом с купелью.

- Все ясно, - он изобразил кивок, не посрамивший бы любого корнета. – Хорошего вечера.

Развернулся и пошел к двери.

У Сани кровь прилила к щекам. И это не горячая вода и не алкоголь. Тоже мне, нашелся тут… руссо туристо, облико морале…  Больно надо… Ну и вали… только настроение испортил. И тишину.

Она тоже повернулась к нему спиной, прижалась лопатками к мокрому теплому дереву. За спиной щелкнул замок.

- Трус.

Замок щелкнул еще раз. Ушел или нет?! Да какая к черту разница? Саня, не оборачиваясь, протянула руку за стаканом. Шарила – и все никак не могла нащупать. Пока ей стакан не сунули прямо в руку.

А когда на борт купели легла мужская рука – Саня зажмурилась.  Как и обещала. Но совсем не поэтому.

***

Он разделся. Совсем – это было видно сквозь воду по одному краткому взгляду. Но и только – Саня не могла себе позволить пялиться на его пах долго. Кажется, она вообще резко протрезвела. Добивалась, чтобы он разделся и влез к ней  в воду. Добилась. Дальше что?