Сара прильнула лицом к щели и безмолвно рыдала, глядя на ужасающую картину.

Совсем рядом, Сара даже задержала дыхание, бандеровский милиционер с повязкой в приподнятом настроении, протащил за волосы молодую женщину, совершенно голую и полуживую.

А следом, солидно одетый галичанин, пинал ногами пожилого еврея.

К нему подбежали народные милиционеры и радостно стали добивать его, а затем, как тушу потащили, хвастаясь толпе.

Немцы-часовые совершенно не вмешивались, все преподносилось, как «акция самоочищения».

Самое страшное, что для многих участников погром был веселым народным гуляньем, карнавалом по-галичански.

Народная милиция кривлялась перед камерами немцев, которые охотно их фотографировали, как редких «обезьян».

Наблюдая всю эту картину, Сара внезапно потеряла сознание.

Парень подхватил ее на руки и бегом пронесся по лестнице на второй этаж.

Дома его встретили перепуганные родители и братья:

– Ты где ходишь, Артур? – не успев досказать, мама прямо падает на стул, увидев сына с Сарой на руках.

– Ой, беда! Что теперь будет? – плача, шептала мама.

– Да ничего не будет, мама! Они к нам не сунутся. Все вокруг знают, что мы поляки. Ты же знаешь, что они только русских евреев берут, – успокаивал мать Артур.

– Давай скорей сюда, – отец показал сыну на маленькую комнату.

Сару уложили в кровать, она начала приходить в себя, по лицу текли слезы, ее глаза были устремлены в одну точку на потолке, она постоянно шептала:

– Мама, как же моя мама?

– Сара, когда закончится погром, мы сходим и узнаем все про твою маму, – успокаивал ее, и сам изрядно напуганный, парень.

– Откуда ты знаешь как меня зовут?

– Я привозил продукцию в вашу школу и сразу тебя заметил, тебя подруги окликнули по имени, – Артур слегка покраснел и отвел глаза, повторив, – я сразу заметил тебя.

Немного помялся и не зная о чем говорить, добавил, – Я тоже эту школу заканчивал.

Сара молча на него посмотрела, и для приличия, просто для поддержания разговора спросила:

– Ты тоже семь классов окончил?

– Да, – браво и радостно ответил Борис, – я три года назад закончил.

– А я в этом году.

– А я когда тебя увидел, подумал – балерина. У тебя такая тонкая фигура! – оживился Артур.

– Ты угадал, я занимаюсь балетом не первый год. Вот теперь передо мной делема: я люблю математику и балет.

Что сделать своей профессией?

– Конечно балерина! Это так необычно!

– Ты любишь балет?

– Я люблю т…, – Артур осекся. Он даже испугался, что выдал себя с потрохами.

Ситуацию спасли братья, которые вставили очередной комментарий о происходящем на улице.

Отец стоял рядом, тяжело вздыхая и мотая головой из стороны в сторону:

– Почему вы не уехали? На что вы надеялись? Вы не поверили слухам, о том, что русским евреям несдобровать, в случае оккупации нацистами, а поверили, что вас защитит власть? Так и что?

Советская власть даже не вспомнила о той смертельной опасности, которая грозила евреям Львова.

А вот гром и грянул!

– Ой-ой! – всхлипывала мама.

– Да, да! Именно так – людей, не только не эвакуировали, но даже не проинформировали о необходимости покинуть Львов.

Уезжали только немногие, которые по слухам не могли надеяться ни на что хорошее, они же и убеждали многих евреев уехать, пока не поздно.

Но, мало кто мог поверить в то, что советская власть не защитит их!

Минуты превращались в невыносимую вечность.

Сара искусала все губы от напряженного ожидания конца погрома.

Она металась по комнате, то и дело спрашивая, подглядывавших в окно братьев:

– Ну, что там? Расходятся?

– Да, уводят последних жертв, еще остались убитые – их уже тоже начинают грузить, скоро уйдут – ребята сочувствовали Саре и хотели поскорее сообщить ей, что все окончено.