Сколько бы я ни пытался обучить детей чтению, всем им не хватало усидчивости, концентрации, равно как старшим не хватало ума осознать важность этого навыка.

Мы пересекались с другими племенами десятки раз. По приказу отца, мужчины сразу принимали воинствующий вид, размахивали прутьями и битами. У отца, ко всему прочему, был пистолет, правда пустой. Патроны ушли на диких зверей. Даже собак сейчас не встретить. Если они не поиздохли, то бродят поодиночке, тощие и больные. Невкусные – кожа да кости.

После каждой встречи с чужаками, я спрашивал отца, почему мы не объединяемся с другими. Ведь вместе мы сможем больше. Нам не придется бояться, переживать за безопасность, как раньше. Возможно, в других племенах есть инженеры.

В ответ он всегда вспоминал кровопролитную стычку, из которой мы еле унесли ноги, потеряв половину стаффа и трех соплеменников.

– И будь у них инженеры, – добавлял он, смотря на меня сверху, – то они осели бы в ближайшем городе, а не шныряли по пустынным землям.

– Будь нас больше, не приходилось бы столько заботиться о безопасности.

– Нам бы пришлось заботиться о безопасности вдвойне и ждать удара от ближних.

Я знаю, о чем он. О человеческих костях. Мы видели их не часто. Но когда видели… Кто-то из нас обязательно блевал. Обычно мужчины. У женщин хватало самообладания. Вопрос никогда не поднимался, но негласное мнение было едино: ни при каких обстоятельствах мы не будем есть людей.

И все же, переубедить отца сложнее, чем восстановить электричество. Везде ему мерещатся ловушки, везде видится враг. Он мнителен, и жизнь его проходит в ожидании новой запандни. Спорить не буду: возможно, его мнимость не единожды спасла нам жизни. Доказательств нет, и, я надеюсь, они нам не понадобятся. Уверен, главная причина его страхов – неумение сходиться с людьми, нежелание находить… сейчас вспомню… компромиссы! Он не допустит, чтобы кто-то принимал решения наравне с ним или, тем более, вместо него. И я точно знаю: пока я вступаю с ним в перепалки, он видит во мне приемника. Какими бы разными мы не были.

Но он забывает, вернее, не хочет брать во внимание, что я уже поспособствовал росту племени. Аули ушла за мной. Появилась ночью, когда мы только выстроили загон для курей. Отец думал, ее заслали своровать кур обратно или вырезать нас всех спящими, чтобы потом съесть, но она пришла ко мне и только потом к племени. Аули стоит трех женщин или одного сильного мужчины. Так решил я сам. И что-то подсказывает: не прогадал.

Она из тех людей, о которых хочется заботиться. Она и сама может постоять за себя. Спеси и отваги ей не занимать. Однажды она чуть не вспорола брюхо Нордену, когда он, в мое отсутствие, пытался зажать ее в походе за водой. Благо он понимал с первого раза и оказался не слишком настойчив. Ему хватило ума признать вину и более никогда не совершать подобных ошибок.

Аули бойкая, воинственная. Я зову ее моей амазонкой.

Аули совсем небольшая. Ее кожа белая, как редкие облака на небе. Солнце для нее особенно опасно. Кожа вмиг покрывается красными пятнами, сыпью, и чешется до кровавых отметин. Волосы отливают золотым. Давным-давно я читал книжку про похожую на нее девчонку, которая носила длинные чулки или что-то вроде того. Правда характеры их сильно разнятся. И характер Аули мне по душе куда больше.

Иногда мне кажется, она готова тащить на себе и свои, и мои обязанности. Я совершенно точно могу на нее положиться. Наверное, она – мой хранящий ангел. Хотя, мне больше нравится другое слово – друг.

Старшие женщины перешептываются за нашими спинами. Говорят, у нас буду красивые и умные дети. Старшим лишь бы посудачить. Хочет ли Аули становиться матерью? Она согласится на все, если я попрошу. Ее безропотное подчинение порой доводит меня до белого накаливания, и она чувствует это, но ничего не может с собой поделать. Аули решила принадлежать только мне. Но я не хочу, чтобы она становилась моим рабом. Она и не похожа на раба, как их описывали в книгах. Иногда мне нужно, чтобы она возразила, поспорила. Но я для нее как ненасытный деревянный идол, с чьим мнением она дала клятву соглашаться при любых обстоятельствах.