А еще он говорит, что был в Саппалите. Ему никто не верит, и есть от чего задуматься. Но его рассказы не похожи на рассказы остальных. Да, память часто изменяет ему, он может замолкнуть посреди фразы, но даже те крохи, что он дает, ценнее историй тысячи чужаков. Возможно, разум Рапу и помутился под действием джаната, но для меня вопрос не стоит: Рапу был в Саппалите и точка.

– Почему мы перестали искать Саппалит? – повторил я, поравнявшись с отцом.

Лицо его приняло привычный угрюмый вид. Я перешел грань. Не отрываясь, отец смотрел в небо, а когда я открыл рот, он схватил меня за грудки через лямки рюкзака, приподнял в воздух и злобно выкрикнул в лицо:

– Саппалита нет! Когда ты поймешь?!

До конца пути мы не разговаривали. Шли рядом, но катастрофически далеко друг от друга. Я предпочитал не смотреть на отца, не замечать его. Он ничего не спрашивал. Как обычно.

Чем ближе мы подходили к племени, тем сильнее разгорался огонь в моей душе. Я решил во что бы то ни стало разузнать у Рапу все о Саппалите. Все, что он помнил. Все, что я позабыл.

Я найду Саппалит, никаких сомнений.

В то же время в голове родился новый вопрос.

Чего я хочу больше: найти Саппалит или выйти из-под влияния отца?

Несмотря на запреты отца, некоторые из племени побывали в городе. Видимо, чувствовали, что предстоит уходить. Появились новые предметы, новая одежда. Новые пустые бутылки. И вряд ли все они принадлежали Рапу. Я спросил, не нашел ли кто сахара, нормального, не почерневшего, не вонючего. Сказали, нет. Наверняка, просто забыли или нарочно не искали.

Нетерпения на лицах не скрывали. Многих вопросы просто разжигали изнутри. Но они молчали. Ждали вечера, когда отец сам объявит о решении. Ко мне подходили только мужчины, да и то без особого энтузиазма. Как будто их подослали старшие женщины, а сами они чувствовали себя не совсем хорошо, не в своей тарелке. Я же переводил все вопросы на отца: вечером узнаете, тем более, что солнце клонилось к горизонту. Наверное, я бы мог рассказать что-то Рапу. Он единственный казался мне открытым, честным, без задней мысли. Но Рапу наше возвращение не интересовало. Его ничего не интересовало, кроме выпивки и дуракаваляния. Жаль, ведь я надеялся на его инициативу, а там перевел бы разговор к Саппалиту. Что ж, придется начинать общение самому.

Аули кинулась нам навстречу лишь завидев два силуэта вдали. Ее, как и Рапу, мало волновало наше путешествие, наше открытие, за которым последуют перемены для всего племени. Она была сосредоточена на мне, и если мне было хорошо, то и ей тоже.

Аули пыталась вырвать мой рюкзак, тащить его остаток пути. Я не позволил. Усталость и размытый поток мыслей после разговоров с отцом рождали бессильную злобу, агрессию. Я чуть не накричал на нее, но сдержался. Взял Аули за руку, за запястье, грубо, заставил идти рядом. Она прочла мой настрой, присмирела, попыталась погладить меня по голове. Я отмахнулся и фыркнул. Отец посмотрел на нас черствым взглядом. Он тоже устал. Смертельно устал.

Племя подготовилось. Наловило рыбы вдоволь, поймало какого-то зверя, похожего на маленькую собаку.

Нам с отцом наложили большие порции, больше, чем у остальных раза в два. Я был крайне голоден, тем не менее чувствовал, что не съем много. Чем меньше ешь, тем меньше влезает.

Все ждали, пока отец возьмет слово. Кто-то держался за руки, кто-то закрывал рот кулаком, кто-то смотрел в сторону. Даже дети притихли. Костер освещал наши худые изможденные лица, отражался в глазах, сквозивших призрачной надеждой.

– Мы уходим, – сказал отец. Он никогда не церемонился, не подбирал высоких слов. Не боялся никого обидеть. Говорил сухо, громко, отрешенно. – Джанат близко.