, из-за которого сэр Эндрью Фоулкс едва ли не целых пять минут трясся, как в лихорадке. Она видела, что его беспокойство растаяло в ее солнечной улыбке, а при последних тактах менуэта окончательно убедилась: если у сэра Эндрью и оставались еще какие-то сомнения, то теперь они рассеялись без остатка. Для него так и осталось тайной, в каком горячечном возбуждении она находилась и каких усилий стоило ей поддерживать ниточку банального разговора.

Когда менуэт закончился, Маргарита попросила сэра Эндрью проводить ее в соседнюю комнату.

– Я обещала спуститься к ужину с его королевским высочеством, – сказала она. – Но прежде, чем мы расстанемся, скажите… Я прощена?

– Прощены?

– Да, ведь я напугала вас, признайтесь… Но вы же знаете, я не англичанка и не вижу в обмене billet deux никакого преступления. Кроме того, клянусь, я ничего не скажу моей маленькой Сюзанне. А теперь ответьте, могу ли я пригласить вас к себе на вечер в среду?

– Я не уверен, леди Блейкни, – уклончиво сказал он, – завтра я могу покинуть Лондон.

– Если вас не будет, я отложу вечер, – настойчиво продолжала она. Затем, увидев промелькнувшую в его глазах озабоченность, добавила весело: – Никто лучше вас не умеет кидать мяч, сэр Эндрью. Нам так будет не хватать вас на нашей площадке.

Он провел ее через всю комнату к выходу, где леди Блейкни уже ожидал его королевское высочество.

– Мадам, ужин ждет нас, – сказал принц, предлагая Маргарите руку. – Я полон надежды: богиня Фортуны столь упорно сердилась на меня при игре в кости, что я с упованием ожидаю улыбок богини Красоты.

– Ваше высочество были несчастливы за карточным столом? – заинтересовалась Маргарита, беря принца под руку.

– О, очень, ужасно несчастлив! Блейкни, который и так все время ворчит, что он самый богатый из всех подданных моего отца, страшно везуч в игре. Кстати, как это он там так неподражаемо сострил? Клянусь жизнью, мадам, мир выглядел бы высохшей пустыней без ваших улыбок и его острот!..

Глава XIV

Ровно в час

Ужин был чрезвычайно веселым. Все присутствующие сошлись в том, что никогда еще леди Блейкни не выглядела столь прекрасной, а сэр Перси, этот «проклятый идиот», настолько потешным. Его королевское высочество до слез смеялся над глуповатыми, но быстрыми и смешными ответами Блейкни. А его корявое стихотворение «Сами ищем там и тут…» было даже спето на мотив песни «Эй, веселые британцы…», под аккомпанемент громкого стука стаканов. Кроме того, у лорда Гренвиля была великолепная кухня – некоторые шутники даже уверяли, что ему, отпрыску старого французского noblesse[15], пришлось, утратив свое состояние, искать удачи в cuisine[16] министерства иностранных дел.

Маргарита Блейкни была в самом блестящем расположении духа, и ни одна душа в этой переполненной комнате даже не подозревала о той страшной борьбе, которая происходила в ее сердце. Часы безжалостно отсчитывали минуты. Было уже далеко за полночь, и даже принц Уэльский подумывал – не пора ли покинуть застолье. Оставалось менее получаса до того, как судьбы двух смелых людей будут противопоставлены друг другу – горячо любимый брат и безвестный герой.

Маргарита в течение этого последнего часа даже не пыталась увидеть Шовелена; она знала, его проницательные лисьи глазки сразу же напугают ее, и чаша весов склонится в сторону Армана. А пока она его не видела, в самой глубине сердца продолжала теплиться смутная, неистребимая надежда, что кто-то появится, кто-то великий, огромный, созданный на века, и снимет с ее слабых молодых плеч эту страшную ношу ответственности, эту необходимость выбирать одно из двух одинаково жестоких решений. Но минуты идут и идут, нудно и монотонно, будто забирая все на себя.