– Слово предоставляется подсудимой!

Гражданка Гладски сбивчиво заговорила:

– Я…я не знаю… я просто, хотела быть нужной сообществу. Ведь… разве я и мои «сёстры» не для этого были созданы? Что если генетики ошиблись, ведь я абсолютно здорова и у меня есть способности…

Слободич яростно закричал со своей скамьи:

– Это неслыханно, она ещё смеет сомневаться в наших технологиях!

– Какая чушь! – вторил ему грубый голос со скамьи 45. Это была гражданка Елена Ивтеко, сотрудница отдела утилизации. Внешность женщины была прямо пропорциональна злобному характеру. Вот и сейчас, её крупное лицо исказила злоба, верхняя губа с пробивающимися усиками подпрыгивала на каждом слове:

– Предназначение она, видите ли, не выполнила! Как будто не знает, что сообществу не нужны уроды, которые не смогут внести вклад в развитие технологий для выживания. Не для того наши предки добровольно отказались от стихийного воспроизводства, чтобы какая-то копия посмела иметь собственное мнение. Немедленно подвергнуть её остракизму, да и всех «сестёр» заодно!

Она злобно сверкнула злыми глазами в их сторону.

Ответом на этот выпад вновь последовал одобрительный гул присутствующих. «Сёстры», а также скамьи К-24-2 и единственная К-10-3, а также… Максим Рамской ошеломлённо молчали.

– Объявляется голосование – оповестил вездесущий голос – Остракизм Тамары Гладски!

Все мужчины от 20 до 50 медленно подняли таблички. Голос выждал паузу – За? Против? – пауза – Воздержавшиеся?

Минута понадобилась системе контроля высчитать результат, затем голос неумолимо подытожил:

– Мера пресечения – остракизм! Программа подготовки кокона начата.

Часть стены, находившаяся за кафедрой, вдруг медленно отошла в сторону. Взгляду присутствующих открылась длинная прямоугольная комната-ячейка, в которой находились ряды вертикально стоящих латунно – желтоватых коконов. Один из коконов медленно менял своё положение из вертикального в горизонтальное, затем въехал в зал, остановившись прямо у скамьи с подсудимой. Тамара закричала, но клерухи с силой уложили её в кокон. Автоматика сработала сразу же, кокон закрылся, скрыв женщину в своем чреве, развернулся и по рельсам, проложенным, прямо по центру ячейки устремился внутрь, где уже раскрылось отверстие, ведущее в среду. Свежий неочищенный воздух ворвался в Экклессию. Одновременно мягко зашуршали сталконитовые плиты под полом помещения, через прочный прозрачный пол граждане могли наблюдать стремительное падение кокона прямо в закрутившуюся воронку грозового фронта.

Происходящее потом Максиму казалось нереальным, так велико было потрясение от остракизма гражданки Гладски. Вдруг перед ним возникло лицо библиотекария, ещё сохранявшие силу руки подхватили его и увлекли за собой, куда-то тащили и тащили мальчика, пока, наконец они вместе не оказались в смежном с оранжереей коридоре, старик поспешно нажал в какое-то углубление в стене, и почти сразу же втиснулся в тесный неподключенный к сети слежения чулан, сплошь покрытый паутиной. Здесь, он уселся прямо на пол и наконец, обратился к мальчику:

– Максим! Ты как? Нормально.

Мальчик кивнул. Библиотекарий шумно вздохнул и заговорил:

– Послушай, малец, я знаю, что ты задумал, более того думаю, что ты прав, сообщество здесь доживает свои последние дни… тебе надо уходить. Внутри восьмого столба когда-то функционировал лифт, но туда нельзя, сразу отследят, и там почти всегда клерухи. Хорошо, что ты не пошел туда сразу…

Мальчик слушал, но подвергшееся потрясению сознание не сразу улавливало смысл услышанного. Он все же вклинился в сбивчивый монолог Библиотекария: