– А где оружие-то ваше?

– Все покидали, командир. Мы из плена, с окружения.

– Зачем оружие-то покидали, ребят? Куда я теперь вас дену? У нас у самих-то тяжело с этим делом. Сдавать вас надо.

– Не сдавай, командир!

– Какой командир, я сам-то только взятый.

– Так ты и командуй.

Так заставили меня командовать.

– Вы, поди, жрать хотите?

– Да.

– Паша, иди, накорми их. Только не сильно налегайте, ребята. Давно не ели?

– Четвертые сутки.

– Так вы откуда вышли-то?

– Не знаем, мы все лесом шли.

– Сейчас накормят вас. В этой траншее будете вместе с нами. Сегодня вас тут никто не тронет.

Семь суток мы стояли в обороне, ели горячую пищу, и никого из начальства не было ко мне…

На восьмые сутки вечером пришли нас менять – мужики с бородищами и с охотничьими ружьями, наши русские дядьки. По каким сусекам собирали их?

Говорю им:

– И что вы тут собираетесь делать?

Они говорят:

– Да ничего не будем. Сюда после вас никто не придет теперь.

С бородой не с бородой – сменили нас. Мы все собрались и пошли. С километр шлепали, вышли на полянку. Тут, значит, привал. Кто-то из ребят говорит:

– Сейчас кухня придет.

– Да ты-то откуда знаешь, что кухня придет? Мы уже семь суток на немецком обеспечении живем. А тут…

Потом пошел дождь, да такой, что ужас. Мы с другом по стаканчику коньячка выпили, консервами с маслицем закусили. Хорошо, что у немцев две палатки взяли – вот так в них и заночевали.

Утром пришел какой-то лейтенант:

– Кто командовал?

– Я командовал.

– Сколько вас?

– Не знаю сколько. Все мои. Одного только потерял.

– Я теперь буду командиром.

– Пожалуйста. Я ни от кого не принимал, поэтому и передавать не буду.

Ну, заночевали другой раз. Утром пошли на Белый. Там влево да три километра лесом. Обходили с тылу, потому как по дороге было нельзя, перекосят всех. В лесу дорогу как делали – с обеих сторон хлестали лес, мостили полотно через болото. Так же и в Калининской, и в Ленинградской области делали, чтобы проехать куда-то или подвести снаряды – делался деревянный накат в три бревна и скреплялось все это дело скобами. И тут уж смотри не разевай рот, водитель, – машина только-только идет. И если сорвалась она с настила, то уж обязательно опрокинется вниз. Считай, ее надо поднимать, опять ставить на настил. Там были стре́лки, конечно, но редко. Абы как ездили. Так же жили, так же и воевали…

Вот поперли мы снова на тот Белый. Дали нам в поддержку два танка КВ. Когда мы подошли, они уж нас дожидались. С соседней стороны не знаю, кто шел. У меня эти танки двинули, по паре снарядов саданули, и в кусты. Мы до половины города дошли, и что… ни гранат, ни… ничего нет. У меня же тогда была десятизарядная СВД, с коробкой…

Капризная?

Да не, не капризная, она ржавая. Открутишь, а там… Вот с каким оружием воевали.

Немцы в Белом упорно сопротивлялись?

А немцев я там ни одного не видал. В том районе города никого не было. Вот мы до половины города дошли, я ребятам говорю:

– Вы тут пока посидите, а я к танку сбегаю.

К танку прибежал, а они мне:

– А ты что за хрен?

У меня ж документов нет.

– Так кто-кто, с пехоты, мать ети…

– Не имею права тебе подчиниться. И к тому же у меня всего лишь четыре снаряда. Это железный НЗ. Я не могу их выпустить без приказа генерала. Понял?!

А какой из меня генерал. Ну и тут он (враг), конечно, нам… Только я прибежал – опять зашевелились, началась их артподготовка. Вышибли нас оттуда немцы к х… И вот в городе при отступлении осколком садануло меня. Все рассадило – дырка 12 на 8. Разорвало так, что «шульники» раскрылись напополам к е… матери. Спасибо, две девушки, молодые-маленькие, вытащили меня. Потом какое-то время один я шел. Потом сидел под елкой. Ребята меня там перевязывали. Смотрим – мимо нас 24-й год идет на подмогу. (Призывники 1924 года рождения.