Наконец, фашисты отползли за холмик, обстрел прекратился.

– Доклад! – прохрипел я, распахивая люк над собой. Живительный воздух ворвался в танк.

Со стонами и кашлем все доложили о том, что живы и готовы продолжать бой.

– Поздравляю с боевым крещением! – Я мысленно поблагодарил создателей танка. Неубиваемый КВ у них получился.

– Антонов, бери оружие и проверь наш берег. Аккуратно так. Если немчики живы – добить. Ясно? Махнешь рукой, как управитесь.

Дождавшись ответа, я дернул заряжающего за рукав и сказал:

– А ты иди на тот берег. Если никого – дашь сигнал. Тоже махнешь рукой.

Заряжающий, узбек Нургалиев, прыгнул в воду и, держа автомат наперевес, побрел к берегу. Я вылез на броню, дождался сигналов с обоих берегов, плюхнулся в воду. Солнце почти скрылось за деревьями, начало смеркаться. Я с неимоверным наслаждением окунул голову в воду. Тошнота отступила. Живем!

Рядом со мной в воду спрыгнул с брони наводчик и начал смывать с лица копоть и размазанную по щеке засохшую кровь.

– Копейкин, потом помоемся, давай назад на броню, смотри кругом, бди!

– Есть бдить! – улыбнулся Саня и полез на танк.

Перебежками мы добрались до разбитого «ганомага» за пару минут. Да уж, слишком удачным оказался выстрел Копейкина. Копаться в образовавшемся внутри кузова фарше из разорванных в клочья трупов не хотелось совсем. Антонова от вида побоища бурно стошнило, да и у меня ком подступил к горлу, отвык я от такого.

Вылетевшие из бронетранспортера пять тел обогатили наш отряд тремя пачками галет, двумя банками тушенки и полуощипанной тушкой довольно-таки тощей курицы, пойманной немцами неизвестно где. Дополнением ко всему послужила полупустая фляжка с вонючим шнапсом, пить который я бы не стал ни при каких обстоятельствах. Но что добру пропадать, может, рану кому обработаем.

Мы собрали автоматы разведчиков, документы. Со второго захода перетащили пулеметы, снятые с мотоциклов, хотя это уже было, пожалуй, лишним. Ладно, вдруг пригодятся. Или взорвем, как карта ляжет.

– Товарищ лейтенант. – Антонов кивнул на прибрежные кустики. – Если немцы в темноте пустят пехоту, они вмиг доберутся до танка. Кинут мину на мотор – и все, каюк нам.

– Ты это правильно заметил, – согласился я, но задумался не о минах, а о восьмидесятивосьмимиллимитровых зенитках, которые фашисты активно применили против наших тяжелых танков. – Я видел у вас в машине сумку с гранатами. Что в ней?

– Ф-один.

– Неси. Проволока тонкая есть?

– Есть, как не быть. У нашего механика все найдется.

– Тоже неси.

Пора было «порадовать» немчиков растяжками.

После того как все окончательно затихло, я собрал танкистов на нашем берегу. Оно и безопаснее, и воняет не так. А то от последствий боя на том берегу запашок не очень. Кровь, кишки, дымящиеся от тротила воронки. Изображать немецкую похоронную команду желания не было, а мародерить мы закончили быстро.

Вот зарекался пить вонючий немецкий шнапс, а после боя глотнул. И бойцам дал приложиться по чуть-чуть. Чтобы руки не тряслись.

– А что это у вас за фляжечка, товарищ лейтенант? – углядел мой трофей с коньяком глазастый Копейкин.

Я спрятал фляжку поглубже и затянул сидор посильнее.

– Подарок.

Потом не выдержал, достал парабеллум. Дождался восторженного вздоха, разрядил и пустил по рукам.

– От кого все это богатство? – продолжил выяснять наводчик.

Вроде и не по делу такой разговор, я же командир, дистанцию надо блюсти, но понимаю, что после такого пацанам расслабиться надо.

– От немчика одного, – объяснил я, забирая пистолет обратно. – Упал мне на голову с подарками, а делиться не захотел.