Не тут-то было – жидкобородый желал попиздить. Вернув туесок, он спросил, что за книгу читает дед. Ромуальдычу захотелось послать его на соседнюю скамейку, но жизнь научила на всякий случай быть вежливым с незнакомцами, и потому он молча протянул книгу: вдруг сосед сумеет прочесть ее название. А если неграмотный, то быстрее отвяжется.
– Нуте-с, – батенька… – сказал жидкобородый, оглядев книгу со всех шести сторон. – Хорошая книга, толстая, только вам бы я посоветовал начать с «Коммунистического манифеста». Зажигает, знаете, а в нашем с вами возрасте это архиважно. Потом уж можно будет перейти к «Капиталу».
Ромуальдыч удивился: жидкобородый, оказывается, не просто умеет читать, но умеет читать именно эту книгу.
Почти все книги – это просто слова, а слова, в свою очередь, состоят из букв, – продолжал жидкобородый. – В этом гвоздь, а все остальное – совершеннейшая ложь. Каутский, Плеханов, Мартов и другие проститутки утверждали обратное, но на то они и проститутки. Кстати, настоящая фамилия Троцкого – Бронштейн.
– Мне это, кажется, понять трудно, – почесал репу Ромуальдыч.
– Вот и славно, – кивнул жидкобородый. – Вы ведь любите учиться.
«Словно читает мои мысли», – подумал дед.
– Вы откуда будете? – спросил он жидкобородого.
– Отовсюду.
– Так не бывает, – возразил Ромуальдыч. – Отовсюду бывают только кандидаты на выборах, и то в зависимости от того, по какому округу они баллотируются. Я вот, к примеру, в этом селе родился.
– Ну, в таком случае я родился в Симбирске.
– Ну и как там, в Симбирске?
– Как у афроамериканца в анусе.
Ухватиться было не за что. Не за анус же афроамериканца.
– А чем вы занимаетесь?
– Чем занимаюсь, – сосед по лавке раскатисто расхохотался. – Я – Предсовмина РСФСР. Президент России, по-нынешнему.
«Какую чушь иногда несут люди, – подумал Ромуальдыч. – Лучше уж с курями разговаривать, они хоть слово иногда дают вставить. А президенты эти разные только одно знают: «Слушать сюда!», – и баста.
– Зовут меня Владимиром, – промолвил жидкобородый. – Вот у вас, батенька, сколько, к примеру, кур?
– Сколько есть – мои, – состорожничал Ромуальдыч.
– В самом деле, ваши? А земля, на которой вы их пасете, принадлежит небось какому-нибудь олигарху-мироеду.
Ромуальдыч рассердился всерьез. «Это мы уже проходили: весь мир насилья мы разрушим, а на обломках будем писать всякие нерусские имена».
– Книжку верните, – сказал он. – Мне еще сегодня озимые сеять.
– Отдашь мне свой голос – научу, как добраться до сокровища.
Ромуальдычу все стало ясно. Голос ему отдай, а потом мычи всю жизнь, как корова: «Миру – мир». А сокровища, которые в земле таятся, опять достанутся всяким хитрожопым.
Но, прежде чем Ромуальдыч успел промычать хоть слово, жидкобородый широко раскрыл маленький рот и запел. Песня его взметнулась высоко в небо и оттуда, минуя уши, стала просачиваться в самую душу деда. Он узнал в ней всю свою тоскливую жизнь и увидел, как воплощаются его мечты, даже самые тайные, типа той, чтобы у соседа Петровича сдохла, наконец, коза. Он узнал имя бабки ПБОЮЛа и пронзительно вспомнил, как в первый и последний раз в жизни переспал с покойницей женой.
«Я – Президент России», – вспомнилось ему.
– Разве Президент России разговаривает с народом не через телевизионную тарелку? – смущенно и робко спросил Ромуальдыч.
– Вообще-то тарелка разбилась при посадке, но с тобой я говорю еще и потому, что ты способен следовать своей Судьбе.
– Что это за Судьба? – спросил дед.
– С одной стороны, слово для русского языка вполне обычное, вспомним хотя бы другие, образованные по тому же принципу: молотьба, гульба, голытьба. Но с другой – российская интеллигенция всегда вставала, а потом опять ложилась спать, именно с этим словом на устах. Пока человек молод и свободен, он знает свою Судьбу. Но стоит приучить его к горшку, как таинственная сила начинает полоскать ему мозги и промывает их до такой степени, что там ничего, кроме Петросяна с Дубовицкой задержаться не в состоянии.