– У каждого человека есть ангел – хранитель,– говорила Марусе мама. И, казалось, что Маруся, действительно была кем-то хранима, и их дом….
Она была пионеркой и не задумывалась о том, что ей везёт больше всех её одноклассников. Она верила словам мамы, которая каждый день шептала ей: «Ты выживешь, Маруся». Мама в понимании Маруси, была и ангелом – хранителем, и волшебником, и другом, учителем и самым любимым человеком.
Вначале войны она спрятала Марусю в шкаф, когда согласно списку, детей из её школы забирали на эвакуацию из города. И Маруся знала, что мама поступила правильно, весть о том, что эшелон с её одноклассниками разбомбили, вскоре облетела весь дом.
Это было страшным потрясением и горем, но самые большие испытания ждали всех впереди. В первые дни блокады, Маруся часто оставалась одна дома. Мама ещё была сильная и старалась работать, но постепенно слабея вдвоём, они становились неразлучны.
Этот день был похож на все другие блокадные дни. Мама сутки не вставала с постели, и Маруся лежала, прижавшись к ней. Так было теплее. В эту минуту она понимала, что если они сегодня не пересилят свою слабость и не заставят себя выйти на улицу, то завтра им уже не встать. Сегодня можно было не только отоварить карточки, но и получить пайку дрожжевого супа.
– Мама, мамочка вставай, – чуть слышно шептала она, – нам нужно идти, а то суп кончится.
Этот суп, который раздавали в начале блокады, появлялся всё реже и реже.
Мать с трудом поднялась на локтях, спустила ноги на пол и прошептала: «Прости меня Маруся, но, видно, я не смогу» В этот момент Маруся поняла, что теперь ей придётся стать взрослой, придётся оторваться от мамы и, пересиливая страх выйти. И уже не слушая слабых возражений матери, захватив алюминиевый бидончик и запихнув карточки в варежку, Маруся вышла в обледенелый подъезд. У соседской двери, где жил управдом, белел труп, завёрнутый в простыню, словно египетская мумия. Девочка знала, что к двери управдома свозили умерших людей. Мама объясняла ей, что у родственников нет сил, везти покойников на кладбище. Маруся зажмурила глаза, и, стараясь не открывать их, прошла мимо. Колючий ленинградский ветер щипал лицо, продувая насквозь осеннее пальтишко девочки, перехваченное сверху, словно платком, сложенным вдвое, пикейным покрывалом.
Война застала их с мамой врасплох. Зимнее пальто не успели купить. Вот ноги у Маруси были в валенках, и это не только согревало, но придавало решимости, они были, как раз впору. Где их мама раздобыла, пока ещё могла ходить, Маруся не знала.
Это был Марусин день рождения. Мама тогда ещё работала и, вскипятив чайник, торжественно развернула платок, в котором были две лепёшки дуранды и два кусочка сахара. Маруся была на седьмом небе от счастья, поэтому подаренные в тот же день валенки не вызвали такого восторга и интереса. А вот сейчас, когда ветер и холод обрушились на неё, подарок был оценён. Нужно было пройти квартал, до заводской столовой, где разливали дрожжевой суп. Завернув за угол, Маруся увидела длинную очередь возле заводской столовой. Она опоздала. На такую толпу супа сегодня не хватит. Очередь двигалась быстро: четверть половника и отходи, не мешай следующему. Маруся разглядывала угрюмо стоящих людей, и ей казалось, что в ней одни старики. И вдруг у самой раздачи она заметила Зину. Соседскую девчонку двумя годами старше Маруси. Зина получила свой суп, и теперь бережно неся его, двигалась в конец очереди. Поравнявшись, с Марусей Зина улыбнулась.
– Маруська, как тебя мама одну отпустила?
– Мама болеет, – отвечала Маруся.