– Ну, как?

– По-моему, только хуже стало.

– Ну, ладно, – девочка фыркнула, достала из сумочки новый пузырек, отвинтила крышку и вылила все его содержимое себе на голову. И стала яркой-преяркой, словно ее только что отмыли в горячей бане, с мылом и шампунем.

– Ну вот, – обрадовался Санька. – Теперь я тебя здорово вижу.

– Ага! – ликовала девочка. – Я так и знала, что «Тройной» одеколон сильнее пахнет, чем «Шанель номер пять»!

– А ты себе одеколон на голову, что ли вылила? – Саньке показалось, что он уже чувствует этот противный, резкий запах. Но вроде нет, вроде только показалось.

– Ну, да, – девчонка уже успела спрятать куда-то свою сумочку. – А что?

– А как одеколон мне помог тебя увидеть? Он же просто одеколон, да еще и вонючий?

– Да запросто. Духи слабо пахнут, а одеколон сильно. Поэтому духи не помогли, а одеколон помог, потому, что он сильнее. Понял?

– Нет, девочка, не понял. – Санька отрицательно качнул головой.

– Девочка??? Ух! Да я ж забыла представиться, – незнакомка поспешно вскочила, одернула платьишко и громко сказала:

– Будем знакомы еще раз, Санечек. Меня зовут Эллинка.

– A…, а меня зовут Саша, – с трудом выговорил Санечек, пытаясь понять, что же это за имя такое интересное у девочки.

– Да я знаю, – Эллинка снова заливисто рассмеялась. – Ты разве не заметил, что я с самого начала тебя по имени называю?

– Заметил, конечно, – важно сказал Санька и шмыгнул носом. – Это я из вежливости представился, ну, сказал, как меня зовут. Потому, что папа меня учил, что надо быть вежливым.

– Ну, тогда, ты молодец, Санечек. Правильно делаешь, что папу слушаешь, папа у тебя хороший, добрый и очень умный.

– Ух, ты! А ты и папу моего знаешь?

– Ага, знаю.

– А откуда?

– Потом расскажу, – Эллинка махнула рукой, закинула ногу на ногу, как будто сидела на диване и поправила платьице.

В это время наверху, на бугре, ну, там, где начинается улица, громко хлопнула калитка у дома Неходиных. Может, кто-то вошел, а может и вышел. Может кто-то из Неходиных пошел за водой и скоро спуститься с пригорка прямо сюда. Поэтому Санечек сразу посмотрел на дорожку, ведущую к колодцу, пока никого, потом обратился к девочке:

– Слушай, Эллинка, а пойдем куда-нибудь в другое место?

– Ага, пойдем. А куда?

– А давай на гору?

– Давай.

Санечек, как настоящий джентльмен, ну это который всегда вежливый, культурный и женщинам помогает, посадил Эллинку себе на плечо. Затем прошел вдоль речки, обогнул заросли шиповника и стал медленно подниматься на гору. Гора, она не совсем большая, минут за десять можно на самый верх подняться, ага. Там по краю деревья растут в три ряда и кусты. А за ними поле, большое, пребольшое. По полю весной тракторы ездят и что-нибудь сеют, иногда – кукурузу, иногда – еще что-то. А потом осенью убирают урожай, после, уже ближе к зиме, снова трактора ездят и пашут поле. Ну, это когда они такими острыми железками, плугами, землю рыхлят. А деревья, что вдоль поля растут в три ряда, люди сами сажали. И назвали эти деревья – лесопосадкой. Или, по-другому, лесополосой. Но лесопосадка – слово длинное, пока выговоришь, уже и забудешь, что сказать хотел. Поэтому люди эти деревья называют просто – посадка.

Пока они поднимались на гору, Эллинка без умолку болтала, сидя на правом плече у Саньки. Вдруг она неожиданно замолчала и словно что-то вспомнив, спросила:

– Слушай, Санечек. Там, у колодца, ты говорил, что когда смотришь через плечо, то видишь только одним глазом. Так?

– Ну да. А ты, разве не знаешь?

– Нет, – удивилась Эллинка.

– Как это? – теперь уже настала пора удивляться Санечку. – Тебе разве нос не мешает смотреть?