Открытие Ширкова сделало его, простого Заведующего четвёртым отделением Филиала НИИ Головного мозга, Доцентом по этому случаю открытой Кафедры парапсихологии в этом же Филиале, получившем имя Парацельса в название. Не обошла стороной благодарность и само четвёртое отделение – ему присвоено название отделения экстенсивной терапии. Почему Ширков не стал главврачом, ведь, казалось бы, он смог бы более полно на этой должности руководить экспериментом по внедрению своего препарата? А потому, что у главврача, как это не странно звучит, слишком много хозяйственно-медицинских забот!

Шёл уже пятнадцатый год успешного эксперимента.

Утративший дар речи Солутанов, словно сжимаясь внутрь себя самого, приготовился слушать дальше, а Хренин тихо продолжил:

– Что, досталось тебе от Витамина на катетеры? Ничего страшного, могло быть гораздо хуже, знай он запах перегара и пота утреннего алкаша. Где водку-то нашёл, отступник и предатель догмы аксиомы? Впрочем, это не важно. Важно, что положение твоё сложное, но не безвыходное, и это значит, что и наши дела поправимы к лучшему… Что конкретно Доцент требовал? Больше класть в надзорки за всю херню?

– Да, именно, и я…

– Да ты неуч! Лучше послушай меня сюда, раз сам ещё не додумался. Чем больше ты изолируешь пациентов в надзорку – тем хуже показатели по результатам проводимой тобой профилактики, тем ты, соответственно, более профессионально непригоден!

– А что же мне ещё делать!? Даже Корытов – и тот всё докладывает Доценту, хотя должен мне помогать! И не только он… Уверен, что докладывают очень многие, если не все!

– Старший фельдшер на то в отделение и поставлен самим Витамином, чтоб доносить на тебя. Неужели ты думаешь, что Доценту реально интересно, чем каждый из нас занимается? Нет, конечно. Ему важно, чтобы показатели по эксперименту были положительные, а как их добиться – он и сам не знает, потому как фармаколог он больше, нежели терапевт!

– Ну, а мне-то что делать? Не могу же я, в самом деле, не реагировать ни на что и только положительную динамику в историях отмечать! Корыто же настучит, и другие тоже сообщат….

Тем временем, пока шёл этот разговор шёпотом в кабинете, к калитке четвёртого отделения экстенсивной терапии подбежал дежурный Секции Дезинфекции и Гигиены (СДиГ) карантинной зоны (как официально именовали внутренний периметр Филиала) и запыхавшимся голосом передал младшему фельдшеру отделения, что Доцент Кафедры парапсихологии срочно вызывает к себе Старшего фельдшера отделения. Не прошло и двух минут, как Корытов выбежал из калитки успокоительной решётки участка своего отделения на больничный двор в направлении главного корпуса. Прошёл через калитку решётки Ординаторской почти бегом, где его записал в журнал Ассистент Дежурного Ассистента Главврача Филиала, выбежал в другую калитку, ведущую в участок санчасти.

Тут важно заметить, что карантинная зона была вытянута на четыреста метров в виде прямоугольника с юга на север (где заканчивалась на вершине холма). Она была объединена общим периметром с хоззоной, соединяясь с ней восточной стороной через «нейтральную» зону, где стоял двух-этажный Надзорный корпус, и «внизу», на юге с санчастью, протяжённостью триста метров вдоль основания карантинной зоны. В санчасти размещался Главный корпус, класс ОБ и приёмный покой. Санчасть также огорожена от остальных зон заборами и решетками, а снаружи – общим периметром. В точке соединения трёх зон и санчасти располагалась Ординаторская, так что пройти из одной части в какую-либо другую можно было только через неё. В хоззоне, сразу возле Ординаторской, имелись шлюзовые ворота для въезда и выезда санитарных машин, привозивших и увозивших больных, а на самой этой территории, вытянувшейся на восток на целый километр и «снизу вверх» на пол-километра (соответственно сумме длины карантинной зоны и ширины санчасти), находились полу-разрушенные и почти не разрушенные бывшие производственные здания, часть которых в самой дальней стороне занимало единственное «серьёзное» производство – звероферма. Общий периметр представлял собой прямоугольник на холме, протянувшийся с запада на восток, окружённый тремя рядами заборов, два из которых были из колючей проволоки, а центральный – бетонным. Меж заборами проходили дорожки, на которых иногда можно было увидеть старую собаку, которую пинками подгонял «гулять» санитар, и самих санитаров с ружьями, направлявшихся к сторожевым вышкам, расставленным по углам периметра и через каждые двести пятьдесят метров бетонного забора. Со стороны санчасти к общему периметру примыкало женское отделение мягкой терапии. Каменные бараки отделений выстроены были поперёк длины карантинной зоны, прижатые к западной стороне торцами и отделённые с этой стороны от колючего забора дополнительным бетонным. На самой вершине холма, после бараков, стоял Гигиено-прачечный комбинат (с дез-душевыми, цирюльней, швеем, сапожником и вещевым складом). Параллельно баракам, «внизу», находился в санчасти Главный корпус, а перпендикулярно им, в их же карантинной зоне стояли кормоцех и психо-часть. Надзорный корпус, одиноко вытянутый в своём окружении успокоительных решёток, уныло «смотрел» всей протяжённостью на тылы кормоцеца и психо-части, из которой на эту сторону выходила всего одна дверь – вход в Гильдию Магов (точнее, в одно из великого множества её Отделений по всей стране), из которого во внешний мир иногда выползал, с вечно согнутыми спиной и ногами в коленях, лысый уродец в новенькой пижаме, с большим металлическим кулоном в виде костра со столбом, висевшим на его шее на такой же цепочке, – наместник Алхимика.