Михаил явно повторял чьи-то чужие слова, из своей головы их вытаскивал.

– Кстати, Сереж, ты какие трудовые обязательства комсомольца на своем рабочем месте на себя брать будешь? Обязательно про это спросят. Придумал уже?

Мля… Это было для меня очередной новостью. Ещё раз спасибо тебе, Коромыслов.

– Я про экономию моющего порошка говорить буду, про то, что размер тряпок уменьшить можно. Знаешь, какая экономия в масштабах всей страны получится, если тряпку на сантиметр меньше от рулона отрезать? Ты только про это не говори, если тебя раньше меня спрашивать будут. Своё придумай.

Коромыслов гордо смотрел на меня. Вот какой он умный.

Да, сантиметр – вроде и ерунда, но в масштабах страны… Километры получаются.

Эх, Мишка, Мишка… Мне бы твои проблемы… Ты из несоюзной молодежи в комсомольцы переходишь, а у тебя уже волосы дыбом. Мне же – совсем сейчас хреново. Как первый день живу. Шаг ступишь – ещё одну шишку набьешь. На вроде ровном месте, а спотыкаешься. Обратно я к себе хочу, давят мне на ноги здешние ботиночки.

Ну, лишний плюсик никогда лишним не бывает.

Встречают-то по одежке.

Костюм у меня вычищен, ботинки поблескивают. Награды Сергея-санитара? Ладно, прилаживаем на положенное место.

Кстати, а ничего так. Нормально они на моей груди смотрятся. Стыдно, конечно, чужие награды носить, но – простит меня здешний жилец, не только для себя я стараюсь. Вернётся он сюда, а я за него важное дело сделал – в комсомол вступил.

Так я свою совесть убалтывал, на компромисс с собственными принципами шел.

На улице мне люди улыбались, с уважением на ветерана посматривали.

– Серёж, не опаздываем? – у самых дверей больницы меня Коромыслов догнал.

У него на груди тоже пара медалей позвякивала. Не один я через горячие точки прошел.

– Полёт нормальный, по графику идём, – отшутился я.

Дамский пропускной пункт у входа в больницу отсутствовал. Вот те на… К добру ли?

Я и Мишка переоделись, к работе приступили. При параде нам после смены надо быть. В рабочее время никто никого в комсомол не принимает.

– Товарищи! – Зинка, наша больничная комсомольская лидерша, поднялась из-за стола президиума. – Тише, товарищи. Начинаем сегодняшнее торжественное собрание…

За столом на сцене – наш главный врач, председатель профкома, представитель из районного комитета комсомола и Зинка. Должен был ещё Петрович быть, но сейчас он ещё лечится. Из реанимации его в отделение уже перевели, но по собраниям ему ходить ещё рано.

Представителей от партии нет. Тут – дело комсомольское, не надо инициативу и самостоятельность союза молодежи сковывать, за ручку подрастающую смену водить – сами разберутся. Главный врач и председатель профкома тоже приглашены без решающего голоса, как бы от общественности больницы они присутствуют.

В зале – комсомольцы и кандидаты в союз. Среди последних – я, Мишка, два человека из терапии. Вопрос решается серьезный, не толпой всех в реке крестят. Кстати, отношение к религии тут весьма терпимое. Она – личное дело каждого. Отправляй религиозные культы и верь себе на здоровье, если это не сатанизм или членовредительская ересь какая-то. У нас в отделении, когда сотрудники в робы переоденутся, у многих из вырезов на груди крестики поглядывают.

– Товарищи! Сегодня мы должны решить вопрос о приеме в коммунистический союз молодежи четырёх сотрудников нашей больницы. Дело серьезное и ответственное. Если у кого-то имеется отвод в отношении кандидатов, прошу высказаться сейчас. Если отвод аргументированный, то дело кандидата будет немедленно снято с рассмотрения. – Зинка обвела присутствующих суровым взглядом.