Американцы назначили за голову Сандино награду 100 тысяч долларов[357] – больше, чем Никарагуа тратила в год на образование. Эти же деньги обещали выплатить самому Сандино, если он пожелает сдаться. Но такие меры только вели к росту престижа «генерала свободных людей». В 1931 году симпатии в сандинистам стали распространяться уже и в городах. Например, в школах дети отказывались учить английский язык. В Манагуа во время парада американских войск детям велели петь гимн США, но они отказались и вместо этого несколько раз прокричали «Смерть предателям!».

В ноябре – декабре 1931 года основные удары сандинисты нанесли уже в западной части Никарагуа – сердце страны. Характерно, что в связи с этим Садино обратился 15 ноября к капиталистам Хинотеги, Матагпальпы, Эстели и Окоталя: «Я имею сведения, что в Хинотеге создается так называемое торговое объединение, которое по замыслу капиталистов заслуживает большой поддержки со стороны марионеточного правительства и интервентов, действующих в Никарагуа. Но пока в Никарагуа не прекращена иностранная интервенция, не может быть и речи о каких-либо особых гарантиях в отношении интересов капиталистов… Лица, которые внесены в список нашим главным командованием, должны уплатить положенную им контрибуцию. В противном случае они будут нести ответственность»[358].

Интересно, что на волне успехов партизан 1931 года в манифестах и заявлениях Сандино и его главного штаба все больше и больше звучали антикапиталистические мотивы. Сообщали, что в лагерях партизан часто поют «Интернационал». Сомоса позднее писал о «коммунистических идеях» Сандино и приводил в качестве примера письмо генерала Боланьосу от 9 августа 1931 года. В нем Сандино писал: «Хочу подчеркнуть, что наша Армия ожидает новой расстановки сил в мире, которая приближается, для того, чтобы начать реализовывать свой гуманитарный план в интересах мирового пролетаритата»[359].

Эта риторика практически буквально повторяет распространенный в то время главный тезис Коминтерна о мировом кризисе и грядущем крахе капиталистической системы. Видимо, поворот от национальной к социальной борьбе объяснялся тем, что вывод американских войск был уже не за горами и Сандино мог сосредоточиться на проблемах социального и политического развития Никарагуа.

На 1932 год в Никарагуа были намечены очередные президентские выборы, и на сей раз Сандино был преисполнен решимости сорвать их проведение по всей стране, а не только в Сеговии, как в 1928-м. Американцы решили сделать сильный, с их точки зрения, политический ход и рекомендовали Монкаде выдвинуть кандидатом от либеральной партии Сакасу. Сандино не раз в самом начале своей борьбы заявлял, что воюет за попранные конституционные права «доктора Сакасы». Если бы Сакаса стал президентом, то, по замыслу американцев, Сандино было бы трудно объяснить своим людям необходимость продолжения борьбы. Если Монкада в глазах партизан был предателем дела того же Сакасы, то сам Сакаса еще пользовался значительным авторитетом как человек, возглавивший восстание против консерваторов в 1926 году.

Сандино тоже понимал всю сложность политической ситуации. К началу 1932 года у него уже оформилась мысль после ухода американцев превратить свое движение в политическую партию, чтобы подорвать традиционную монополию либералов и консерваторов на власть.

В январе 1932-го генерал обратился к соотечественникам с манифестом: «Соотечественнки-никарагуанцы, гринго стремятся унизить нашу родину. Консерваторы Диас и Чаморро были поставлены во главе Никарагуа руками янки, которые всегда стремятся создать благоприятные условия для правления своих сторонников. Когда янки сочли, что им больше подходят проамерикански настроенные либералы, то, чтобы помочь им одержать победу, янки приказали Монкаде выдвинуть в качестве кандидата Сакасу. Американцы добиваются того, чтобы в случае возникновения каких-либо трудностей их вновь стали бы умолять – устами Диаса или Сакасы – высадиться и оккупировать нашу родину.