А тут, понимаете ли, жадничают!

– Тебе на ухо, Самуил… – выговорил Колчак наконец, захлебываясь – на ухо не медведи отнюдь наступили… Тебе… Ой… Все слоны Ганнибала! До перехода через Альпы… Хи-хи…

Ну, пардоньте, ваше высокопревосходительство… Такие таланты, как склонность к искусствам, при Сочетании-на-Небесах не перемешиваются, очевидно! Только знания – да и те отчасти… А для работы с морзянкой музыкальный слух требуется.

Не быть мне радистом! Фальшивлю. Никто моей передачи не разберет…

– Я бы тебя научил… – примирительно выдохнул отсмеявшийся адмирал, с удовольствием утираясь платочком – между нами, революционерами, надушенным – это необыкновенно просто! Вот восьмерку возьми например: тире-тире-тире-точка-точка. Какие у нас буквицы начинаются несколькими тире, Самуилинька?.. Тире-тире?..

– "Мыслете", – ухмыляюсь.

– Так точно… – он аж фыркнул, так нравилось ему – А тире-тире-тире?..

– Это "он"…

– "М" и "О" вместе "мо"… – жизнерадостно (а чего же я добивался, дорогие товарищи?..) подытожил Колчак и пропел негромко, но я просто вздрогнул: голос у него был оперный, хоть сейчас на сцену ставь и исполнит партию: – Мо-ло-ко кипит, мо-ло-ко кипит… Вот так к любой буквице с циферкою подобрать можно ключик! – похвастался с гордостью. И посерьезнел, пожевал задумчиво губами… – А в чем моя помощь тебе заключалась?..

Как мне дорог его вопрос был, я могу объяснить вам?.. Или догадаетесь сами?

И, сколь не надо было мне спешить, я ему рассказал…

Это было, когда я угловой шпатель взял левой рукой, чтобы пристроить данный инструмент в гостеприимно распахнутом Женином рту… Разинул, хоть голосовые связки рассматривай, оперный певец растет! Мне и язычок ему не пришлось прижимать, чтобы во время операции он давился, открывая рот пошире, и без того небо как на ладони…

– Проше пана доктора… – не выдержала моя ассистентка, младая полячка Кася, по которой вздыхает юное дарование Семен Матвеевич Потылица. Вышколена она была знатно покойным своим немцем-работодателем, долго крепилась, поверить не могла, что я пациенту уступаю – не фиксировать не можно! Скальпированье, пан доктор… – побледнела – под хирургической маской видно. Глаза тогда западают, если хотите знать. А у меня в пальцах, в самых кончиках, щекотка теплая – словно Колчак ресницами… Вот-вот прозрею! Пальцами… Как же это?..

– Можно, панна сестра, – говорю. Вроде перекрестилась она, я не смотрел. Я увидел другое… Безобразный нарост лимфоидной ткани за небной занавеской. Отвратительного врага в детском теле, которого ни разглядеть толком, ни нащупать, и смотрят на него впервые, уже когда враг в лотке лежит… "Братишка", – ободряюще произнес совсем рядом глуховатый колчаковский голос. Помню – не удивился ничуть. Подхватил первый нож, завел и срезал врага с невесомой точностью и почти бескровно. Отбросил, потянулся за вторым… Три ножа мне всего понадобилось, и без окончательной зачистки кохитомом. Двумя мог обойтись даже, но рисковать не стал… И сижу как кукла на чайнике, глазами хлопаю, к новому зрению принюхиваюсь: Кася уже с Жениной головенки повязку сдернула, тампоны вытащила, просморкаться помогает, а я… даже объяснить не знаю как… в общем, каким образом заживление у него пойдет вижу…

Засмотрелся, вздрогнул, когда он меня позвал перехваченным шепотом:

– Доктор… А почему… – тянется из Касиных рук ко мне. Я его прямо как был, в перчатках, и подхватил.

И очнулся.

– Плюнь, плюнь, не глотай ничего, – сую ему полотенце, он послушно подносит его ко рту… – Женька, мальчишка мой дорогой! Ты герой, ты это знаешь?..

Он хотел засмеяться, но увидел, что я головою качаю отрицательно, и смешинку выплюнул.