И все же эти различия никогда не вставали между ними. Обе дорожили своей дружбой, но в особенности Элин, потому что Лора была ее первой настоящей подругой. Первой девочкой, которая понимала ее и не пыталась изменить, не смеялась над ней из-за того, что она не похожа на других.

«И посмотри, чем же ты ей отплатила, – скрежещет голос в голове Элин. – Лора дружила с тобой, приняла тебя, и как ты поступила в ответ?»

Лора открывает большую дверь справа. Последовав за ней, Элин щурится, ослепленная заливающим комнату светом. Бассейн со всех сторон, с пола до потолка окружен стеклом, так что первым делом она замечает не воду, а бушующую снаружи метель и безбрежное стальное небо.

И по ту сторону стекла Элин различает деревянную террасу и несколько бассейнов под открытым небом. От первого, сразу за стеклом, закручиваются и дрожат в воздухе струйки пара.

Уилл присвистывает сквозь зубы:

– Не ожидал.

– Они находятся на краю здания, чтобы расширить панорамный вид, – раскатывается эхом голос Лоры. – Все это стекло не случайно. При хорошей погоде со всех сторон можно увидеть панораму гор, и освещение естественное.

– Я рассказывал Элин о том, что в изначальной планировке был сделан акцент на освещение. – Уилл по-прежнему смотрит наружу. – Считалось, что это способствует выздоровлению, верно?

– Да, – поворачивается Лора. – В то время в лечении туберкулеза полагались в основном на природу. Свежий воздух, солнечный свет. Считалось, что ультрафиолет исцеляет, и пациентов размещали на балконах и террасах, даже зимой, чтобы они принимали солнечные ванны.

Элин пытается объять все это взглядом. Снег. Сверкающую воду. Вид вызывает головокружение. Она чувствует себя чудовищно уязвимой, словно ничто не отделяет их от вьюги снаружи. Она прикасается пальцами к вискам и отворачивается от стекла и снежных вихрей.

– Эл? Что с тобой? – спрашивает Уилл.

– Ничего. Просто голова немного закружилась.

– Наверное, от высоты, – говорит Лора. – Мы высоко, особенно для отеля. Чуть выше двух тысяч двухсот метров.

– Вряд ли дело в этом, – медленно произносит Айзек. – Ты в детстве тоже так реагировала. Если мы ехали в какое-то новое место, ты чувствовала себя не в своей тарелке.

– Хватит, Айзек, – говорит Элин резче, чем намеревалась. – При чем тут это? И я ведь больше не ребенок, правда?

Он поднимает руки, будто признавая поражение:

– Ладно, я просто…

Он качает головой.

При взгляде на него в груди Элин стреляет иголками злость. Эта его братская забота… Все это – напускное, как заметно по мимолетной самодовольной улыбке.

В детстве он постоянно вел себя так же – поддевал ее в разговоре, оставлял беззащитной. Элин вспоминает, как рассказывала матери за ужином о своей новой подруге, и Айзек тут же вставлял что-нибудь уничижительное: «Это та новая девочка? Которая со странностями и вечно бродит одна?»

Уилл сжимает ей руку:

– Может, уйдем?

– Да.

Элин благодарна ему и теперь смотрит на сам бассейн. Он огромен для отеля, дно и стенки сделаны из того же серого мрамора. А крохотные прожилки сверкают, как языки пламени. В воде мерцающими миражами отражаются заснеженные деревья.

В бассейне плавает только одна женщина в черном купальнике, ее мускулистое тело подсвечено подводными фонарями. Руки и ноги ритмично входят в воду – она плывет спортивным кролем.

– Это, случайно, не Сесиль? – хмурится Айзек.

Прослеживая его взгляд, Лора каменеет.

– Сесиль? – заинтригованно повторяет Элин.

– Сесиль Карон. Она управляет отелем, – напряженно говорит Лора. – Сестра владельца. Каждый день плавает. Раньше она участвовала в местных чемпионатах.