– Проездной? – спросил я у него.

– В наличии! – отрапортовал он.

А дети бесплатно в СССР ездят?

– На мелких у меня вот… – Боксер показал двадцать копеек и пояснил (а то «денег-то нет»): – На черный день берег, но чего уж теперь…

– Нормально, вернется и приумножится! – заверил я его, и мы почапали к метро.

По пути я снял с головы кепку и вручил ее в руки Вове вместе с инструкциями:

– Доход делим на три части: я – играю и пою, ты… – посмотрел на Артема. – …Силовое прикрытие, на случай если мы кому-то не понравимся.

– С милицией драться не буду! – сразу заявил он.

– И не надо! – одобрил я. – С милицией я договорюсь. Да и вообще – разве мы что-то незаконное делаем?

– Вроде нет, – не очень уверенно ответил Артем.

– Да там таких полно! – успокоил нас Вова и спросил, тряхнув перед собой шапкой: – А я, значит, побираюсь?

– Надо говорить «Месье, же не манж па сис жур», – гоготнул боксер, проявив знание классики.

Хохотнув вместе с ним – смешно же! – успокоил насупившегося рыжего:

– Мы не побираемся, мы – работаем! Просто тусуйся рядом, приплясывай и подставляй шапку тем, кого угораздило задержаться.

– Понял, – Вовка успокоился.

– А мне долю? – заиграли в маленьком Славике гены отца-товароведа.

– Мал еще! – надвинул ему кепку на глаза старший брат.

– А что там у Тани? – спросил я у ребят.

– Пи*дец полный, – многообещающе начал Вова и вздохнул: – Зря я тогда так – ей-то хуже! Мой чего? Выпил и дрыхнет, воняет только… – Поморщился. – А у нее – буйный, чертей гоняет.

Артем покивал, подтверждая слова младшего товарища.

– Мамку ее бьет, теть-Тоню, – продолжил Вова. – А она заявление не пишет – его подержат в вытрезвителе, выпустят, он неделю на завод походит и снова в запой.

– А «темную» не пробовали? – спросил я.

– Пробовали старшие, а х*ли толку? – сплюнул Артем на парящий от стоящей жары асфальт.

В метро было прохладно и красиво. В вопросах навигации я положился на старшего товарища, и вскоре мы оказались на Старом Арбате. Миновав пивную, палатку с мороженым и кулинарию, встали на углу с самым мощным трафиком.

– Вон туда со Славиком сядь и не отсвечивай, – попросил я Артема отойти – втягиваем тут первоклашку в попрошайничество.

Он не стал спорить и увел братика на стоящую неподалеку скамейку. Поднявшись на цыпочки, я осмотрелся – никакой милиции в зоне видимости! Эх, беззаботные времена!

«Распечатал» инструмент, повесил на шею. Железной волей смирив нервную дрожь в коленях, зашел сразу с козырей:

– Я начал жизнь в трущобах городских…[1]

Народ здесь тусовался разный, по случаю рабочего дня – в основном дети и пенсионеры. Вот на последних песенка сработала очень хорошо, и уже после первого куплета нас окружили сердобольные бабушки и дедушки, а в подставляемую Славиком кепку щедрой рекой посыпался «донат», прямо пропорционально своей массе увеличивая муки совести. Да к черту – последнее не отдают!

К концу песни у большей части слушателей глаза были на мокром месте. Нехорошо, не буду больше грустное играть!

– Выйду ночью в поле с конем… – продолжил окучивать пожилую аудиторию базовым попаданческим репертуаром.

Донат на время поступать перестал – уж больно внимательно слушали, – но по окончании трека хлынул с новой силой, а среди монеток начали появляться рублевые бумажки. Какой-то дедок протянул мне вынутую из авоськи под протестующий писк десятилетнего внука тетрадку и карандаш, попросил дать текст и ноты. Да на здоровье!

На третьей песенке из-за угла появилась парочка ППСников и направились к нам. Аккуратно раздвинув народ, они дождались конца песни – [2] и спросили, кивнув на шапку: