Я понял, что давно не ел, и решил, что, раз уж я в Мексике, надо было ловить момент и искать настоящую мексиканскую еду. Я брел по какому-то улице, названия которой я не знал, да и не стремился узнать, в полной уверенности, что заблудиться в городе, который ты все равно не знаешь, невозможно. Как вообще можно сбиться с пути, если у тебя нет ни начального, ни конечного пункта маршрута?
В итоге я набрел на какую-то крохотную забегаловку, на удивление чистую, где за прилавком стояла женщина с самой ослепительной улыбкой, которую я когда-либо видел. А я ведь какое-то время провел в Калифорнии! Женщина поздоровалась со мной по-испански, и я ответил ей, и этим мой словарный запас был исчерпан. Я понимал испанский, но сам говорить не мог.
– Извините, может, Вы говорите по-английски? – с надеждой спросил я.
Она заулыбалась еще шире, что казалось мне какой-то супер-способностью, и повернулась в сторону окна на кухню, откуда доносились постукивания и шипение масла, и крикнула что-то. За окошком показалось смуглое молодое лицо и расплылось в такой же широкой, как у женщины, улыбке.
– Привет! – сказал парень, выходя к прилавку, – что будешь?
– Мне бы… понимаешь, я никогда не ел мексиканскую еду. Что посоветуешь?
Парень изумленно поднял брови и что-то сказал женщине, и та с таким же удивлением воззрилась на меня.
– Думаю, начать надо с тако, – уверенно кивнул парень и скрылся на кухне.
Я заплатил и устроился за угловой столик. Кроме меня в зале забегаловки было еще два человека: это были два пожилых сеньора в соломенных шляпах, которые сидели в другом углу, пили кофе и играли – нет, рубились! – в шахматы. Я никогда в жизни не видел, чтобы кто-то так азартно играл в эту вполне себе мирную игру.
Я вытащил атлас, раскрыл его на странице с Мексикой и погрузился в изучение дислокации. Вдруг передо мной опустилась огромная корзинка с начос и несколько мисочек с соусами, и хозяйка что-то стала говорить мне, но я уловил только отдельные слова. Я вытащил деньги и протянул ей, но она замотала головой и заговорила еще быстрее. В этот момент подоспел парень.
– Мама говорит, что это подарок тебе, потому что ты просто обязан попробовать вот это гуакомоле по ее рецепту, и еще вот это, и вот твое тако, – с этими словами он опустил передо мной тарелку, и я едва успел вытащить из-под нее атлас.
– Спасибо большое, не стоило, правда, ну, честное слово!
– Ты все равно ее не переубедишь, так что смирись.
Я поблагодарил женщину по-испански, но она не успокоилась, пока я не попробовал ее фирменный соус, и только после того, как она убедилась, что мне все нравится, она удовлетворенно кивнула и отошла, чтобы принести сеньорам очередные порции эспрессо.
Видимо, на кухне было скучно, поэтому молодой повар вскоре вернулся ко мне и улыбнулся.
– Ты откуда?
– О, я из Берлина.
– Это в Германии?
– Ага. Меня Марко зовут.
– Хорхе. Хорхе Гарсиа. А это моя мама, – добавил он, кивая в сторону женщины за прилавком.
– Я так и понял, у тебя ее глаза.
И правда, у парня были веселые черные глаза и широченная улыбка, а на голове – шапка волнистых черных волос. На нем была белая футболка, тертые джинсы и забрызганный маслом и соусом фартук. Но, собственно, фартуки ведь и существуют для того, чтобы быть забрызганными, верно?
Мы поболтали. Я рассказал, что путешествую, и о том, где уже успел побывать, и, оказалось, что Хорхе не был нигде дальше полуострова Юкатан, но мечтал однажды посмотреть мир. А еще он хотел стать шеф-поваром и открыть свой собственный ресторан, который стал бы знаменит на всю Мексику, а потом и на весь мир. Поэтому он хотел съездить в Париж, Лондон или Рим и поучиться у настоящих поваров. Мне нравилось разговаривать с ним, потому что он рассказывал мне о том, что было для него важным, что он любил, а когда люди говорят о чем-то, что им близко и дорого, они светятся изнутри. И это самый яркий в мире свет, ярче солнца и ядерных вспышек.