– Я дома сегодня.

– Отлично. Смотрите, ситуация такая – я сейчас в Поречье, тут Владимира не было давно. Вы не переживайте, всё решим – найдётся, всё будет хорошо.

– А как же? Куда он мог?

– Всё хорошо. Мы уже занимаемся, но вам нужно обязательно кое-что сделать прямо сейчас.

– Да, я…

– Во-первых, поищите дома его документы: паспорт, загранпаспорт, права. Как посмотрите – сразу мне скажите, что есть, чего нет. Потом берёте его фотографию, самую свежую, какую найдёте, и едете в полицию – я вам адрес сейчас скину. Пишете там заявление о том, что он пропал без вести.

В трубке послышалось всхлипывание.

– Не, не, не, Ирина, это только звучит так ужасно. Вы, кстати, номер машины его знаете?

– Нет, я не помню.

– Хорошо, тогда я вам по машине тоже информацию скину, обязательно напишете, что уехал восемнадцатого на такой-то машине. Это очень важно – как можно быстрее написать заявление, чтобы можно было официально его искать, так сказать, в полную силу. Договорились?

– Да, я сейчас буду собираться.

– Отлично, прямо такси заказывайте и езжайте по адресу, который я скину. Я на связи, не переживайте. Жду информацию по документам.

– Да, да.

– Так, и начальнику… – вслух пробормотал Илья:

– Андреич, нет в деревне Довганика. Жена сейчас заяву будет в полицию писать, и включимся по полной… Мы с Толиком обратно на базу выдвигаемся. Я буду в курсе держать.

Илья пошёл обратно к машине:

– Анатолий, я всё. Едем обратно.

– Обратно – так обратно.

«Террано» завёлся и, раскидав покрышками мелкие камешки, двинулся обратно в Москву. Илья набрал текст и отправил Ирине обещанные данные. Тут же дзынькнуло ответное сообщение: «Паспорт и загранпаспорт дома, прав нет». Смартфон отправился обратно в карман. Илья был абсолютно спокоен и не занимал себя лишними размышлениями. Будет фактура – будем думать. Сейчас можно просто ехать и смотреть на дорогу, на проносящиеся мимо поля и деревья, или немного поспать. Он точно знал, что никто и ничто не помешает ему найти Довганика, где бы тот ни находился.

– Ну и где ты там? – Звонарь стоял на колокольне и смотрел в отверстие в полу, из которого показалась голова Володи.

– Да тут я, – прокряхтел он, перебираясь с лестницы на ярус звона.

– Вот он, твой мучитель, – усмехнулся Звонарь, указывая на массивный колокол.

– А как ты его раскачиваешь?

– Никак. Я язык раскачиваю… Много ему ещё нечистой силы из тебя изгонять, – чуть улыбнувшись, тихо пробормотал Звонарь, подняв руку и прижав к колоколу ладонь, – поздоровайся тоже…

Вова неуверенно прижал руку к древней бронзе, ощущая тяжесть и мощь благовестника.

– Ну, молнией тебя не поразило, уже хорошо. Значит, не совсем ты человек потерянный.

Володя опасливо посмотрел на Звонаря.

– Да шучу я. Хотя, как известно, в каждой шутке… На Руси говорили, что колокольный звон грешника пугает, а истинно верующего человека радует.

Звонарь отвернулся, скрестив руки на груди. Он стоял, неспешно блуждая взглядом по открывающимся с высоты колокольни просторам полей и низким белоснежным облакам.

– Считается, будто у колокола есть душа, и я в это верю, – продолжил он, не глядя на Довганика, который просто сел на дощатый пол, обхватив руками колени. – У каждого колокола свой уникальный голос, своя судьба. К ним относились как к живым, но и наказывали как людей – за проступки людей: за сбор народа для бунта, за дурные вести, за молчание о приближающейся беде. Их секли розгами и били батогами, отрубали уши, вырывали языки и отправляли в ссылку. Царь Петр Первый указывал переплавлять их в пушки. Большевики уничтожали их сотнями тысяч и продавали за границу наиболее ценные. До революции в России звонило больше миллиона колоколов – двести пятьдесят тысяч тонн колокольной бронзы, почти вся она пошла на индустриализацию. С тридцатых годов на десятилетия в России наступили времена молчания. А согласно народным поверьям, злые духи появлялись и начинали пакостить только после того, как отзвонит колокол. В древние времена в это верили, и я верю сейчас – в то, что колокольный звон исцеляет и грозу отводит, нечистую силу изгоняет и развеивает её злые чары.