– Риторический вопрос? – усмехнулся Звонарь.

– Ну да… Заниматься внутренней отделкой пристройки к женскому общежитию. То есть было общежитие – к нему сделали пятиэтажную пристройку. Сделали фасад, а внутри надо было штукатурить, делать полы и так далее. Отделочные малярные работы. Ну и само собой происходило всё весело, потому что девчонки хихикали, лазили из окон, мы им отпускали всякие шуточки. Я сначала работал на мозаичных полах, а потом, опять-таки… Никита – он же постепенно почувствовал, куда кого. Кого штукатурить, у кого лучше получается плитку класть. А поскольку я всегда старался, честно скажу, от какой-то именно рутинной работы держаться подальше, он сказал: «Ты будешь оператором насосной станции». Есть такая штука, когда большие объёмы штукатурятся, то к объекту подгоняют такую фигню на колёсах, с большим бункером. В него по эстакаде подъезжала машина и опрокидывала весь раствор в бункер. В бункере было колесо как у водяной мельницы, с черпаками. И это колесо не давало раствору засохнуть – ты, естественно, за этим должен был смотреть. Потому что, если оно не сильно расходовалось, надо было добавить водички, опять же, чтобы было пригодно для дальнейшей работы. А надо было понимать, раствор из какой марки цемента тебе привезли, трёхсотый, известняк, пятисотый… Потому что пятисотый сохнет очень быстро, трёхсотый помедленнее, известняк вообще, зараза, не сохнет, и так далее. И это колесо, одновременно всё время размешивая, не давая застывать, оно этими черпаками наливало небольшими порциями в такой жёлоб, который уже шёл внутрь этой станции. Внутри станции была сетка, которая не пропускала большие фракции. Через эту сетку раствор, проливаясь, попадал в насос, и через этот насос, через шланги подавался на второй, третий, четвёртый этаж – туда, где велись штукатурные работы. Обычно этот раствор наливали в большие корыта и из них расходовали. Всё это было сделано для чего? Чтобы раствор не лежал кучей внизу и чтоб его в носилках не таскали на пятый этаж, потому что это потеря времени, он сохнет, его потом не размешаешь, и так далее. Вот такая растворная станция. И, естественно, в ней было достаточно большое помещение. Это как кунг[58] 66-го «Газона». Там, помимо этого насоса, была какая-то лавка, какое-то управление электрикой. И я был оператором этой станции на многих объектах. Но я плитку могу положить и по тем старым технологиям. Потому что раньше никаких гребёнок не было, никаких клеёв, крестиков. Могу и правильно разметить, и с отвесом плитку положить, и штукатурить – и известковой штукатуркой, и любой другой, и, в общем, мне это дало в руки профессию. Хотя я этим давно не занимаюсь, но, если что, наверное, минут пятнадцать-двадцать мучений, и что-то начнёт получаться.

Довганик повернул голову к Звонарю, увидел его одобрительный взгляд и, довольный, вернулся к рассказу.

– Вот… Как зарабатывали деньги… Вопрос возник сам собой. Естественно, это как-то старались в тайне держать от всех, от большого количества людей разных. Потому что в бригаде, помимо моих музыкантов, работали ещё всякие армяне, узбеки – их, естественно, никто не посвящал. Началось всё с того, что Никита принес из дома магнитофон «Электроника», и он сгорел. Говорит: «Надо купить новый». Мы ему: «А где же мы деньги возьмём?» – Никита такой: «Идите сюда. Вон, видите бидон с белилами? Занесите-ка его за тот вагончик». И через два дня появился новый магнитофон «Электроника». Ну и как-то само собой всё поехало, и я был втянут в эту преступную группу. Потом мы ходили по квартирам, предлагали ремонт. Постольку-поскольку… Не особо это пользовалось спросом, Никита сказал: «Ну его на фиг, слишком как-то это всё законно, да и выхлопа не приносит. Давайте будем просто продавать, а ремонт они пусть сами делают». В общем, на любом объекте, где мы были, всегда был склад… А это конец советского периода – 87–88 год – ничего в магазинах нет, появились первые кооперативы. Это была краска, линолеум, были даже… Самый шикарный мой, как говорится, выход – это воровство целого автомобиля, причём это был УАЗ «буханка» командира части – который я доверху забил паркетными плитами из ценных пород дерева. Потом продал кооператорам за бешенные деньги. И мы, приезжая на каждый объект или обходя рядом стоящие объекты, где солдаты работают, смотрели: «Ага, вот это склад, на этом складе что-то есть. А есть ли сторож? Нет. Хорошо. Но есть прожектор. Хорошо». Мы днём, пока прожектор не работает, вырубали напряжение, мало ли, пока разберутся, топором обрубали кабель, а для вида его подсоединяли, чтоб не сразу нашли. Обычно всё это делали под вечер, потому что как: «А. До утра. Пускай, ладно, без света…». В свою ОПС