«Человек он был способный, умный и ловкий, – вспоминал Александр Павлович Мартынов, начальник Московского охранного отделения. – Какому из этих качеств он обязан своей карьерой, не знаю. Думаю, всем трем одинаково, особенно когда он вошел в насыщенную интригами, подвохами и чванливой спесью придворную атмосферу… В Киеве Спиридовичу опять не хватило ни интуиции, необходимой для понимания намерений Богрова, ни осведомленной агентуры! Те же ошибки!»

А политическим сыском в Киеве заведовал жандармский подполковник Николай Николаевич Кулябко.

Отдельный корпус жандармов был немногочисленным: тысяча офицеров и десять тысяч унтер-офицеров. Жандармы получали содержание минимум вдвое большее, чем у строевых офицеров. Принимали только из потомственных дворян и только православных, в корпус не допускались не только католики, но и женатые на католичках.

Кулябко очень рассчитывал на повышение и награды – их щедро раздавали после успешной поездки императора. С полковником Спиридовичем они вместе учились в Павловском военном училище. И Кулябко удачно женился на сестре Спиридовича.

Накануне убийства Спиридович похвалил своего родственника, доложив дворцовому коменданту, что у Кулябко в Киеве полный порядок: «Охранное отделение отлично осведомлено обо всем: полное освещение, полный учет».

Кулябко принимал своих начальников по высшему разряду. А генерал Курлов был известен пристрастием к икре и шампанскому… Кулябко устраивал ужины с певицами. Гости были довольны. От злоупотребления горячительными напитками они с трудом держались на ногах. Утром полиция докладывала: «Возвращаясь под утро в Европейскую гостиницу на извозчике, вице-директор департамента полиции Митрофан Николаевич Веригин упал с дрожек около Николаевской улицы».

И тут на квартиру Кулябко пришел помощник присяжного поверенного – Дмитрий Григорьевич Багров, он же секретный сотрудник по кличке Аленский. Рассказал, что к нему обратился некий подпольщик по имени Николай Яковлевич, видимо, эсер. Попросил помощи – снять квартиру для троих боевиков.

«У нас сложилось впечатление в серьезности сообщенных им сведений, – рассказывал полковник Спиридович, – а также в том, что разоблачаемый им террористический акт должен коснуться государя императора».

За домом, где жил Багров, следили. Но только днем! Ночью филеры отдыхали. Никто не приходил. Но накануне спектакля в городском театре Багров сам позвонил в охрану, сообщил пугающую новость: ночью приехал Николай Яковлевич. Багров пришел к Кулябко на квартиру, рассказал: «У него в багаже два браунинга. Говорит, что приехал не один… Думаю, имеется и бомба». Николай Яковлевич заявил, что благополучный исход их дела несомненен, намекая на таинственных высокопоставленных покровителей.

Почему же сразу не арестовали человека, о котором говорил Багров? Был печальный опыт. Арест одного из членов боевой группы не помог предотвратить убийство ни императора Александра II, ни министра внутренних дел Плеве. Охранное отделение требовало: не хватать немедленно выявленного боевика, а следить за ним, чтобы установить всю группу. Но зачем подполковник Кулябко сам привел Багрова в театр, где находились Николай II, царская семья, Столыпин – вообще вся верхушка империи? Служебная инструкция запрещала допускать секретных сотрудников туда, где будет император.

«Дилетанты в области политического сыска, во всей истории с Багровым они совершили такое количество ошибок, что их с полным основанием можно предать суду, – возмущался начальник Петербургского охранного отделения Александр Васильевич Герасимов. – Дать билет в театр и оставить там без строгого наблюдения можно было, только не зная элементарных правил работы с секретными сотрудниками».