– В смысле попал под руку? – под истошное «Ма-ам!» с того конца трубки, пытается понять Кира. – Каким образом?

– А это ты потом у нашего сына спросишь. – Никакой драмы с моей стороны и болеющая дочь с другой не дают ей уловить ложь. – Заодно научишь, что при виде чужой драки надо уносить ноги, а не подрабатывать миротворцем.

– Вот сейчас кто бы говорил! – окончательно успокаивается Кира. – Сам и объясни, миротворец.

– Скажу. – Мимолётный взгляд на часы. – Кир, мне нужно заехать в одно место, а потом я привезу Сашку к тебе. Устраивает?

– Хорошо, до встречи.

– Увидимся.

Вдох, выдох и полное непонимание, что делать дальше.

– Обошёлся бы и без твоей помощи! – зло фыркает подросток, который, по идее, мой сын. – Надо больно, чтобы ты меня выгораживал.

– Мне перезвонить и рассказать, как всё было на самом деле?

– Возьми и расскажи! – вскидывается Сашка. – Думаешь, напугал? – Презрительный фырк. – Как будто я не знаю, что тебе плевать и на меня, и на маму! Деньги и подстилки – вот весь круг твоих интересов.

– Даже так.

Мотор послушно заводится, а у меня в голове битва терпения с желанием дать ему подзатыльник.

– А как? Расскажи, ты же самый умный! – Рюкзак летит на заднее сидение. – Или я такой дурак, что не могу сложить два и два? Давно уже понятно, что ты бросил маму ради…

– То есть ты поэтому решил разрисовать памятник Ленину матерными словами? А сопротивлялся при задержании тоже из-за моих отношений с твоей матерью?

– Я не сопротивлялся, – буркнув, он отворачивается к окну.

– Поясни.

– Не буду я ничего тебе пояснять! Протокол подписан? Подписан. Всё, финиш.

– Саша! – рык вырывается помимо воли, но мне можно. День сегодня вышел тот ещё.

– Алекс, – с кривой улыбкой поправляет Сашка. – Но откуда тебе знать…

Раздавшийся в машине звонок прерывает выяснение отношений.

– Саш, давай результат ты мне отправишь на почту? – Опережаю я все возможные фразочки Киренского. – Я не один и на громкой связи.

Разочарованно покачав головой, Сашка, который Алекс, отворачивается.

– Было бы что отправлять, – хмыкает тот.

– В смысле? – Красный. Можно отключиться от дороги, переведя всё внимание на дисплей. – Я… – Короткий взгляд на спину сына и мат. Цветастый и где-то глубоко в душе. – Что ты имеешь в виду?

– Твоя Олеся Сергеевна ушла.

Зар-раза.

– Куда ушла? – ровно интересуюсь я и трогаюсь с места, резко перестраиваясь в правый ряд. Обещанные Кире дела внезапно закончились.

– Ну, не в одном с тобой направлении это точно. И на твоём месте я бы пошевеливался, потому что настроение у неё убийственное.

– Тебе-то откуда знать.

Не убедил. Не дожал.

Не хватило ни времени, ни обстановки. Да и, откровенно говоря, о Романовской мозг вспомнил уже на подъездах к Степана Разина.

– В отличие от тебя, в женщинах я разбираюсь, и не только с физиологической точки зрения. – Самодовольно изрекает Киренский и отключается.

Но в таком настроении Сашке хватит и этих нескольких фраз.

Удивительно, как хорошо мы ладили ещё пару лет назад, и тем хреновее понимать, к чему пришли сейчас.

Когда перед прошлым Новым годом Сашка впервые отказался со мной встречаться, я списал выходку на переходный возраст. Когда две недели спустя он перестал брать трубку, Кира убеждала подождать. Притормозить разборки, потерпеть.

Моего терпения хватило на полгода, а после… Впервые за пятнадцать лет мне захотелось взять в руки ремень, вот только вместо этого я ушёл. Проглотив все Сашкины обвинения. Понимая, что он перерастёт и это. Когда-нибудь.

Пока не перерос.

– Значит так, – привлекаю я внимание сына, – дома расскажешь версию, которую я озвучил Кире по телефону, со всем остальным я разберусь.