– Знаешь, что, – на ступеньку ниже, на десять сантиметров ближе и на тон вкрадчивее, – а давай. Или боишься? – перевернув его же слова.

Вот только вместо ответа, уже реально пугающее непредсказуемостью, довольство во всём Самсоновском виде. И лежащий на раскрытой ладони брелок.

Такая смелая, а пальцы, забирающие ключи, всё равно дрожат. И невозможно не удержать в кулаке маленькую ладонь.

– Я ведь могу и отомстить.

Самоуверенное заявление от ехидны, которую очень хочется присвоить, наконец, себе. И демонстративный кивок на стоящий за спиной автомобиль.

– Как-нибудь переживу. – Не выпуская руки, тяну её на себя, заставляя спуститься с этой дурацкой лестницы. – Машина застрахована.

– А ты?

Самсонов, стоп. Рано. Для всего рано, если обычный сценарий тебя не устраивает.

– Я тоже. – Помешательство, да, но отпустить её руку сейчас немыслимо, нереально, почти невозможно. Всё равно, что продать компанию с молотка и уйти в буддийские монахи. – Идём.

И она, действительно, идёт. Даже не вырывая ладони с зажатым брелоком из моей. Всё ещё в шоке? Может быть, но мне это только на руку.

– Садись. – Открыть перед ней и закрыть за ней дверь почему-то даже приятно. А, чтобы занять пассажирское место мне не требуются и десяти секунд. – Знаешь что такое руль?

Вместо ответа она нажимает start, на мгновение теряется, но всё же находит и переводит рычаг в режим драйва. И, конечно, смотрит на меня ехидным взглядом.

– Не уверена, покажешь?

– Покажу. – Это даже не обещание, что-то гораздо более реальное. – Только сначала…

Некрасиво разочаровывать девушку, которая так ждёт подвоха.

И рука сама собой тянется вперёд, а Романовская оказывается настолько близко, что на щеке её тёплое дыхание. Спокойное, размеренное, идущее в комплекте с откровенно скептическим взглядом. И мне бы снова выйти подышать, как тогда в её кабинете, но…

Самсонов, соберись!

Только миссия невыполнима.

Не тогда, когда поцеловать её – всё равно что вернуться в прошлое. Счастливое прошлое, в котором у меня ещё есть сын и любимая женщина.

– Такси. – Одно её негромкое, но веское слово ложится на, соприкоснувшиеся было, губы язвительным налётом. – Назначили.

– У нас есть пятнадцать минут.

– Самсонов, остынь. – Острый кулак упирается мне в грудь. – Такими темпами, да в твоём-то возрасте на других энтузиазма может и не хватить.

– Значит, ограничусь тобой, – хмыкнув, я всё-таки дотягиваюсь до ремня с её стороны, щёлкаю замком и добавляю насмешливо, почти не чувствуя разочарования: – Единственной и неповторимой.

– Страшно представить, за какие грехи могут наградить таким счастьем, – передёргивается она.

А мне становится всё интереснее. Откуда такая даже не неприязнь, категорическое неприятие моей, далеко не самой хреновой, персоны. Причём настолько искреннее, что вызывает желание отодвинуться, извиниться и свалить в далёкие дали.

– Тормоз слева, газ справа, руль перед тобой. – Усмешка совпадает с ещё одним щелчком ремня безопасности.

– Самсонов, ты серьёзно?

Она впервые по-настоящему удивлена. Не возбуждена, не ехидничает, не изворачивается, а недоверчиво смотрит, положив руки на руль. Правильно положив, что вызвало бы вопросы, если бы мне не было всё равно.

– Газ нажимай. – Знал бы, что это будет так весело, с вождения и начал бы наше знакомство. – Только аккуратно, в ней триста шестьдесят лошадей.

Чувствуя неадекватный азарт, я перекладываю сумку с её колен на заднее сидение. И забираю из влажной ладони брелок, всё равно будет только мешать.

– Идиотская затея! – раздражённо выдыхает Романовская и плавно трогается с места.