– Ваня, ну поверь, ты…

Сколько бы Вольф ни отпирался, его собеседник действовал решительнее. Он нажал на выключатель, и кладовая вновь озарилась холодным цветом люстры. Шкаф, за которым прятался Иван, едва ли мог защитить его от взгляда хозяина дома. С полминуты они безмолвно смотрели друг другу в глаза.

Напротив Ивана стоял второй точно такой же Иван, только одет он был в строгий костюм. И ещё на нём были круглые аккуратные очки, которые, по мнению Ивана, ему так не шли.

***

Переводчик Сергей Шульгин познакомился с будущей женой на вечеринке у кого-то из друзей. Это было лето 1980 года – Олимпиада в Москве, умер Высоцкий, воюют в Афганистане. Портретами Высоцкого была завешена вся квартира хозяина, слегка приблатнённого Пети, который и знал-то его только по «Месту встречи». Шульгин и высокорослая Аня Михайлова на том и сошлись, что увидели иронию в ситуации – парень совсем не знаток, а скорбит по умершему как по своему родственнику.

Дипломат Сергей Шульгин познакомился с будущей женой на вечеринке у одного из друзей. Это было лето 1980 года – Олимпиада в Москве, умер Питер Селлерс, воюют в Испании. Портретами Селлерса была завешена вся квартира хозяина, слегка гомосексуального Володи, который и знал-то его только по «Будучи там». Серёжа и высокорослая Аня Михайлова на том и сошлись, что увидели иронию в ситуации – парень совсем не знаток, а скорбит по умершему как по своему родственнику.

Серёжа тогда заканчивал филфаковскую аспирантуру, Аня продолжала бороться с тяжело дававшимся ей архитекторским образованием. В итоге она была вынуждена его оставить: как только перед Шульгиным замаячило распределение, он примчался к ней в общагу с кольцом.

Хотя урывками жили и в Москве (хлебнули в меру перестроечного духа), все трое сыновей родились затяжным африканским летом; но если Николаю и Михаилу было суждено появиться на свет в аккуратном прямоугольнике Экваториальной Гвинеи, то в паспорте Ивана значилось невыносимо длинное «Тифарити, Сахарская Арабская Демократическая Республика». Родился он, словом, в полной пустоте, где зачем-то был нужен русско-испанский переводчик Сергей Шульгин, и низачем не были нужны его жена и трое детей.

В 1994-м Шульгин-самый-старший удачно вписался в торговую концессию между Россией и Эквадором, обеспечив относительно безбедную жизнь семье. Коля рос образцовым тусовщиком, Миша оказался математическим вундеркиндом, Ваня же был куда как угрюмее и тусклее. Больше всего на свете он любил склониться над политической картой мира и цветными ручками прочерчивать иные границы – будто бы Россия завоевала вообще всё, что могла, либо же наоборот распалась на части без права воссоединения. Согласно одному из планов, к наступлению магического 2000-го года Иван должен был возглавить русскоязычное движение пацифистского сопротивления на Мадагаскаре, откуда стартует всемирная революция, несущая повсеместное добро и царство развлечений.

Серёжа тогда заканчивал магистратуру Дипломатической школы, Аня забросила архитекторское образование и жила в каком-то чердачном сквоте, рисуя шаржи на пешеходных улицах. Шульгин после выпуска неожиданно быстро вскочил на подножку распределительного поезда и с пылу с жару сделал Ане предложение.

Хотя урывками жили и в Москве (хлебнули приторного духа экономического бума), все трое сыновей родились затяжным тропическим летом; но если Николаю и Михаилу было суждено появиться на свет в Маниле, то в паспорте Ивана значилось гордое «Гавана, Кубинская республика»; странно, что в документ не вписали: «сын самого молодого посла в истории русской дипломатии».