А вот конфликт Германии с любой из сторон был далеко не очевиден. Здесь надо отметить, что сейчас мы знаем Гитлера, как альтер эго сатаны, а его партию, как воплощение абсолютного зла. Один из самых частых вопросов, например, про финнов или румын – «как они могли воевать за Гитлера». Но люди тридцатых годов ХХ века смотрели на вещи совершенно иначе, для большинства из них национал-социалистский режим отнюдь не был чем-то заведомо плохим и уж тем паче нерукопожатым. Во первых Гитлер пришел к власти вполне законно, путем самых честных и демократических выборов, которые в принципе проводились на тот момент. Легитимность канцлера и его партии никто не оспаривал, и немецкое правительство признавалось во всем мире. Налицо были также весьма солидные экономические успехи, достигнутые за рекордно короткий срок, а также невиданный национальный подъем и единение. Многие политики того времени открыто завидовали германскому коллеге и старались учиться на его примере.

Никакой особенной жестокости за фюрером и его сторонниками также на тот момент не числилось. «Ночь длинных ножей»23 – обычные внутрипартийные разборки, какие случаются во многих странах и сейчас, для того беспокойного времени не представляла ничего необычного. Да и по масштабу выглядела весьма умеренно: на фоне, например, сталинских политических процессов – так вовсе ни о чем. Да, НСДАП отличалась весьма специфическим отношением к коммунистам и евреям, Нюрнбергские расовые законы выглядели неприятно… Но и здесь не прослеживалось ничего необычного – ненависть к большевизму была, а местами и остается характерной чертой западного менталитета, а расовая и национальная сегрегация, включая законы, очень похожие на немецкие, сохранялась, например, в США даже после войны. Да, Гитлер был довольно эксцентричной личностью, неприятным партнером по переговорам и упертым фанатиком-патриотом, но ни одна из этих черт не дискредитировала его, как политика. А до газовых камер и массовых расстрелов военнопленных оставалось еще несколько лет и всерьез такое развитие событий никак не рассматривалось.

Отношения Советского Союза с Германией до войны были неровными, но большую часть времени – скорее позитивными: сказывалась общность интересов европейских изгоев. Версальский мир выбросил обе страны на обочину мировой политики и помогать друг другу было для них естественнее, чем враждовать. Кроме того, немецкий народ в массе явно тяготел к социализму и чуть было не организовал второе в Европе социалистическое государство, что также роднило между собой если не правящие режимы, то по крайней мере нации.

Еще более противоестественным казался многим конфликт между Германией и Англией. Несмотря на противостояние Первой мировой, между странами существовала двухвековая традиция сотрудничества, скрепленная этнической близостью народов и кровным родством аристократии. С точки зрения расовой теории англичане никак не могли считаться неполноценной нацией, поскольку относились к тем же германским народам – саксам и кельтам. Британские короли были этническими немцами и в принципе ни у Германии не было серьезных исторических претензий к Англии, ни наоборот. Наконец, странам было особо нечего делить: общей границы и территориальных претензий не имелось, а британские колонии, в отличие от начала столетия, уже не представляли для немцев особенного интереса. И в немецкой, и в британской элите существовали мощные фракции, считавшие, что интересы двух государств в предстоящей войне практически совпадают. И, чтобы в итоге оказаться по разные стороны баррикад, немцам в итоге пришлось отречься от Гесса