То же можно сказать о Японии. Правда, для нее отказ от территориальных притязаний в обмен на ускоренное экономическое развитие, получился менее благоприятным и не столь долгосрочным, а нехватка земли, перенаселенность и замкнутость сказываются и по сей день. Учитывая изначальные амбиции и статус безоговорочного лидера Восточного полушария, приобретенный в начале ХХ века и потерянный в 1945ом, Япония, видимо, все-таки проиграла. Хотя и не так много, как могла бы, чему причиной, как ни странно, достаточно быстрый и относительно безболезненный выход из войны, спровоцированный двумя атомными бомбардировками. Доведись японцам ходить в банзай-атаки на Хоккайдо, результат мог бы быть гораздо хуже.

Пожалуй, нельзя обойтись без пусть провокационного, но все же весьма показательного штриха. Одной из главных трагедий Второй Мировой, разумеется, является Холокост. Геноциды были и до, и после, но ни один из них даже близко не дотягивает до уничтожения шести миллионов человек. Но есть и другая сторона: сверхуспешное государство Израиль своим появлением целиком обязано войне, а в значительной мере – конкретно Холокосту. С точки зрения политической истории, европейских евреев, как и китайцев, нужно относить к пусть тяжело, катастрофически, пострадавшим – но выигравшим.

Как видим, оценка победителей и побежденных не по итогам сражений, а по результатам исторических процессов, радикально разнится с общепринятой. Но то страны. А как обстоят дела с человечеством в целом? В конце концов, мировая война – такая штука, которая затрагивает всю совокупность людей и меняет суть отношений между ними не только применительно к отдельным нациям, но и в целом.

С общечеловеческой точки зрения все совсем неоднозначно. Гибель за короткий период десятков миллионов людей, причем в самых развитых и цивилизованных на тот момент странах, резко повысила эмпирическую ценность жизни. Наряду с тотальным распространением гигиены и антибиотиков11, радикально снизившим детскую смертность и смертность вообще, осмысление обществом войны и ее последствий привело к тому, что люди стали ценить свою жизнь несравненно выше, чем раньше. Причем независимо от объективных критериев собственной успешности, полезности и перспективности. На протяжении большей части человеческой истории жизнь котировалась исходя из логики использования индивида обществом: молодой человек дороже старика, если только старик не обладает какими-то уникальными знаниями и навыками, мужчина ценнее женщины, здоровый важнее больного, генерал, дворянин – несоизмеримо значимее безродного рядового. Подобная «рациональная» трактовка сохранялась и в военное время: для солдата закрыть генерала от пули считалось доблестью, но генерал, прикрывающий солдат под огнем считался бы как минимум идиотом.

Фашизм, как учение о врожденном неравенстве, точнее неравноценности людей, произвел на человечество настолько неизгладимое впечатление, что в качестве ответа, зародилась целая новая правовая теория – учение о правах человека12. Правах, вытекающих не из каких-либо заслуг, а из самого факта существования, и, что является еще более сильным утверждением, равенства этих прав, независимо от того, что тот или иной человек из себя представляет. Это учение, за небольшими исключениями ставшее к нашему времени нормой, в свою очередь породило целый набор следствий, как положительных, так и отрицательных. К первым относится отказ от масштабных войн и общее снижение роли силы в решении конфликтов: не будем забывать, что даже к началу ХХ века война, как способ урегулирования политических проблем, считалась вполне приемлемым инструментом. Резко снизилась роль всяческих дискриминаций: быть негром, индусом, гомосексуалистом или женщиной больше не означает навсегда остаться в ущемленном положении. Неизмеримо выросло количество социальных лифтов, даже в традиционно «правых» странах, таких, как США и Великобритания, родиться в бедной семье без титулов и статуса больше не является пожизненным приговором.