Касаясь мифа об Эдипе, Хиллман также подвергает его ревизии (см. Хиллман, 2002). Он считает, что миф об Эдипе бессознательно наполняет содержанием сам метод анализа. Существует и «эдипов метод», и эдипов комплекс. Трудность здесь состоит в том, что миф об Эдипе был единственным или, по крайней мере, самым важным мифом, который использовался аналитиками в целях интерпретации. Согласно Хиллману, этот миф показывает, что ослепление возникает в результате «буквалистического» стремления к «прозрению», или инсайту. Анализ оказывается методом «руководства слепых слепыми». Аналитик, Тиресий, достигший «прозрения» (инсайта) после того, как он ослеп, «передает» инсайт Эдипу, анализанду, который, в свою очередь, также слепнет. Этот миф дал анализу специфический метод исследования: метод героического «прозрения» – да простит читатель этот словесный каламбур, – который приводит к ослеплению. Хиллман утверждает, что метод анализа был бы совершенно иным и более точно отражал бы разнообразие человеческого опыта, если бы наряду с мифом об Эдипе анализ использовал и другие мифы с разнообразными мотивами, например, мифы об Эросе и Психее («любовь»), Зевсе и Гере («генеративность и брачный союз»), Икаре и Дедале («полет и изобретательность»), Аресе («борьба, гнев и разрушение»), Пигмалионе («подражание, при котором искусство становится жизнью благодаря желанию»), Гермесе, Афродите, Персефоне, Дионисе.

Если парадигмой психопатологии для Фрейда была истерия (и паранойя), то для Юнга такой парадигмой стала шизофрения. В архетипической психологии исследовалась преимущественно депрессия, которая и послужила основой для критики социальных и медицинских условностей, не допускающих глубинной составляющей депрессии.

Общество, пишет Хиллман, «которое не позволяет своим индивидам “нисходить в глубины”, не может обрести свою глубину и должно постоянно пребывать в инфляционно-маниакальном состоянии духа, скрываемом под видом “роста”» (Хиллман, 1996). Хиллман связывает страх Запада перед депрессией с традицией героического Эго и христианского спасения через воскресение. «Депрессия все еще остается злейшим врагом… Тем не менее благодаря депрессии мы погружаемся в глубины и там обретаем душу. Депрессия имеет существенное значение для трагического жизнеощущения. Она увлажняет иссохшую душу и осушает влажную. Она дает убежище, устанавливает ограничения, сосредоточивает внимание, придает серьезность, важность и привносит смиренную беспомощность. Она напоминает о смерти. Подлинная революция (на благо души) начинается у того, кто способен хранить верность своей депрессии» (Хиллман, 1996, с. 97).

Наличие связи между богами и болезнями, о чем говорилось выше, с одной стороны, придает каждому симптому архетипическое достоинство и божественный блеск, а с другой стороны, предлагает исследовать наличие различных форм патологии в мифах и мифологических персонажах. Эту патологию мифологических фигур Хиллман назвал инфирмитас архетипа, «под которой следует понимать принципиальную “дряхлость” всех архетипических форм в том смысле, что они не характеризуются совершенством, трансцендентностью, не являются идеализациями и поэтому служат “утешением” страждущих; они являются второстепенными, дружелюбными лицами, у которых мы находим поддержку и внимание к нашим личным страданиям» (Хиллман, 1996, с. 93).

Характер указанной связи, заключающийся в мифологизации патологии и патологизации мифологии, был намечен, подчеркивает Хиллман, уже во фрейдовской интерпретации мифа об Эдипе как ключа к пониманию патологии невроза и даже всей цивилизации в целом.