Или ещё в «Кодексе Мастера» того же Сатгуру Свами Вишну Дэва: «Мастер, будучи единым с Беспредельным Духом, живёт в измерении Игры. Игра есть Путь, Смысл и Цель. Вне Игры есть только Ничто. Мастер Играет потому, что после того, как он стал Мастером, ничто для него не имеет смысла. Поскольку ничто не важно, но Игра продолжается, любая мелочь или событие для Мастера равно важны. О, какая это тайна – любить, искать, смеяться и плакать, зная, что всё, включая тебя самого, есть ничто!»

Духовный Учитель, и писатель Георгий Гурджиев (1866-1949) в своих многотомных наставлениях утверждает, что «цель любого духовного учения – сделать человека Актёром с большой буквы, то есть сделать его Играющим на самом себе».

Ученик Гурджиева легендарный современный английский режиссёр Питер Брук, в своей прекрасной книге «Пустое пространство» определяет Игру как «развёрнутое в открытом мировом Пространстве действо, в котором жизнь и личная трагедия человека предстают во всей своей полноте. Всё возможно, если у нас «под рукой» Пустое Пространство».

В контексте рассматриваемой темы несомненно интересными покажутся тексты грандиозного японца Дзэами Мотокиё (XV век) «Предание о цветке стиля», китайцев Хуан Фань-чо (XVIII век) «Зеркало просветлённого духа» и Пань Чжихэна (1563-1622) «Пение Феникса».

Вспоминая также примеры из буддийской, индуистской, суфийской, египетской и многих других культурных традиций, можно сказать, что в них термин Игра употребляется прежде всего тогда, когда духовная практика становится лёгкой и не требующей усилий. Образ Игры поэтически передаёт в этих культурах медитативная самоуглублённость Актёра или Танцора, отождествлённого с качествами божества.

Сегодня Феномен Игры активно исследуется очень многими авторами, в том числе психотерапевтической ориентации. Знаменитый создатель трансакционного и сценарного анализа Эрик Берн (1910-1970) в таких книгах, как «Игры, в Которые Играют Люди» и «Люди, Которые Играют в Игры», взяв за основу одну из идей Тимоти Лири, особым образом использует термин «Игра», обозначая им так называемые автоматические жизненные стратегии. По мнению Берна, у ребёнка, с которым, к примеру, жестоко обращались в семье, автоматически вырабатывается жизненная стратегия выступать в так называемой роли Жертвы. В этом случае его отцу достаётся роль Насильника, а матери – роль Спасительницы. Став взрослым, такой ребёнок выйдет в мир, считая себя «вечной жертвой». И эта узкая, столь увлечённо разыгрываемая в семье Игра превратится для него в единственный способ получать заботу и любовь через мучительный поиск актёров, желающих сыграть в пьесе его жизни, ролях Спасительницы и Преследователя.

Американка Жан Ледлофф (1926-2011) в своей книге «Принцип преемственности» уже напрямую касается так называемого Актёрского диагноза – потребности человека находиться на сцене перед большой аудиторией почитателей, чтобы доказать, что он действительно – центр внимания, хотя на самом деле его гложет необоримое сомнение в этом. Болезненное позёрство и нарциссизм – ещё более отчаянные претензии на внимание, которое безрезультатно стремился получить в своё время ребёнок от матери». Ледлофф также указывает на то, что можно проследить прямую связь между поведением матери и формированием будущего