Полина пристально посмотрела на сына, тот согласно кивнул головой:

– Поезжай на кладбище со спокойной душой, я всё сделаю, как надо, не переживай.

Когда мать вышла из комнаты, Братислав откинулся на подушку и закрыл глаза.

Отец никогда не поднимал на него руку, вернее, поднимал и тут же опускал в бессилии, не тронув и пальцем.

…Когда Братиславу исполнилось шестнадцать лет, он принял важное и абсолютно осознанное решение: отрастить волосы до плеч. Как Фредди. Или как Джаггер. Отец заподозрил неладное месяца через два, к тому времени голова сына напоминала гнездо не самой старательной вороны.

– Что у тебя на голове? В Сплите закрылись все парикмахерские? Если так, давай съездим в Дубровник! Или в Загреб, – недовольно спросил отец за завтраком.

Братислав неопределенно поводил растопыренной пятернёй вокруг своей копны волос и объяснил:

– Просто у меня теперь новая причёска. Сейчас так модно.

Отец съязвил:

– Учителя-то, наверно, не радуются такой моде, – и заметив, как тяжко он вздохнул в ответ, улыбнулся в кулак. Впрочем, съев ещё одну булочку, Братислав повеселел и весьма легкомысленно заявил:

– Хорошо, что мне недолго осталось мучиться в гимназии, как-нибудь переживу эти гонения на прогресс, а там… Москва! Свобода!

– Так, понятно, – отец хлопнул ладонью по скатерти, с грохотом отодвинув стул, встал из-за стола и молча вышел из кухни.

Братислав, щедро намазывая масло на хлеб, не сразу понял, что это щёлкнуло у него над ухом, повернувшись, с ужасом увидел отца с ножницами в руках. Отец зловеще усмехнулся и ещё раз выразительно клацнул большими портновскими ножницами, позаимствованные ради такого случая у Миры. Братислав вскочил со стула и бросился в свою комнату,где долго крутил головой перед зеркалом, оценивая ущерб своей шевелюре от отцовского демарша с ножницами.

Через неплотно закрытую дверь был отчётливо слышен разговор отца с Мирой, которая по своему обыкновению отважно заступалась за горячо любимого пасынка:

– Горан, не кипятись, времена меняются, наши дети другие, не знают ни войны, ни лишений. И слава Богу, что не знают! Вот ты всё ругаешься на заграничную музыку, а Братислав, благодаря этой самой музыке, лучший в классе по английскому, да и по остальным предметам не отстает. Клянусь, он закончит гимназию с отличием!

Отец не сдавался:

– Ох, Мира… Избаловали вы его, ты и Поля. Братислав то, Братислав сё… Думаете, я сына меньше вашего люблю? Ему мужская рука нужна, а не бабьи нюни. Ты только посмотри, что он вытворяет! Дерзит. Я ему слово, он мне десять! Всю комнату заклеил длинноволосыми рожами, ночью приснятся – поседеешь со страху. Тьфу… Глаза бы мои этого не видели! А музыка? Да разве же это музыка? Воют, как на похоронах, да патлами трясут! В Москву он, видите ли, собрался… Я с Полиной поговорю, чтоб воли ему там не давала, чтобы в восемь вечера дома был, чтоб никаких гулянок. Только учёба, и больше ничего!

Да уж, отец ещё тот любитель нагнать на всех страху… Братислав с хрустом потянулся, вставать не хотелось, тем более, зная, что целый день придётся возиться с этой провинциальной пигалицей.

Он изменился за последние десять лет: стрижку делает у лучшего парикмахера Москвы, любит дорогой парфюм и французский коньяк, с удовольствием и шиком носит элегантные пальто и костюмы, даже трость у него не простая, а из красного дерева с серебряным набалдашником – купил по случаю в комиссионке. В общем, московский плейбой, хотя это и звучит, как оксюморон. Какие в СССР могут быть плейбои? Братислав и не заметил, как снова уснул.

Кира сидела на кухне и читала Выготского, Полина, как и обещала, нашла его книгу «Трагедия о Гамлете, принце Датском У. Шекспира». Конечно, не всё ей было понятно, вернее, почти ничего не понятно! Зачем эта пьеса так мучает людей? Гамлет унес в могилу свою тайну, но она-то его тайну знала! Он тоже страдал из-за отчима, из-за этого мерзкого Клавдия. Просто Шекспир описал это так, что дух захватывает, что глаза сами плачут, что внутри с каждым словом всё больнее и больнее…