– Жаль! А где второй боец?

Не хотелось Виктору говорить, да, похоже, время пришло.

– Сбежал ночью.

– Дезертировал? Как в тыл отведут, надо особисту рапорт подать.

Виктору стало стыдно – ведь он даже фамилию подносчиков снарядов не знает. Только имя – Илья.

– Непременно, – кивнул Виктор.

– Стало быть, один воевал? Хм, похвально… Давай по сто грамм фронтовых?

– Стакана нет… и закуски…

– Из фляжки по очереди.

Лейтенант снял с пояса фляжку, открутил колпачок и протянул фляжку Виктору. Ну, было бы предложено…

Виктор поднес флягу к губам и сделал несколько глотков. Горло обожгло, во рту появился непривычный вкус – не водки. Он закашлялся. Крепкий напиток!

– Это ром. Наши ночью на «нейтралку» лазили, в ранцах у немцев харчи знатные: консервы, шоколад и выпивки полно. У каждого! Представляешь? Ночью все и съели. Тушенку-то ты ел ихнюю, трофейную…

Лейтенант припал к фляжке, осушил в три глотка, крякнул и занюхал рукавом.

– У меня в роте восемнадцать бойцов осталось, неполные два отделения. Со штабом батальона связи нет, патронов осталось – одну атаку отбить. Вот жизнь, едрит твою корень!

Лейтенант достал портсигар, закурил.

– До войны пушки по Красной площади тянули, танки ехали, тягачи – где это все? Патронов и тех не хватает! – Лейтенант был явно удручен и раздосадован. Поднявшись, он с силой втоптал окурок в землю.

– Ты держись, пушкарь, без тебя нам крышка. Боец – он чувствует, когда сзади поддержка. Что у него против танков? Бутылка с зажигательной смесью. А ты со своей пушкой ему моральный дух поддерживаешь. Веришь, так картечью немцев накрыл – мои бойцы в штыковую атаку рвались!

Лейтенант неожиданно прервал монолог, повернулся и ушел. Как командир, он понимал, насколько неустойчива их позиция. Если немцы предпримут атаку с большим количеством танков – сомнут. Обидно ему было за роту, за батальон, за всю Красную армию.

Виктор его состояние понял: поддержки нет, как будто забыли. Ни пополнения, ни боеприпасов, ни еды… А впрочем, у него у самого не лучше.

Немцы начали обстрел русских позиций из тяжелой артиллерии. Виктор сразу убежал в лес, подальше от пушки. Если немцы ее засекли, находиться там просто опасно – ни окопа, ни ровика нет, посечет осколками.

Траншеи пехоты заволокло пылью и дымом – там бушевал огненный смерч.

Артиллерийский налет длился около получаса. Наконец взрывы стихли, и Виктор вернулся к пушке. К его удивлению, ни один снаряд рядом с нею не упал. Но траншея пехоты была почти разрушена и завалена землей. Да есть там хоть кто-нибудь живой?

Виктор испугался – как без пехоты воевать? И все-таки он уловил какое-то движение, показалась каска. Стало быть, есть живые! Виктор приободрился.

Как всегда, после артподготовки немцы пошли в атаку.

Внезапно над головой раздался рев мотора, и довольно низко пролетел наш, советский штурмовик Ил-2, за ним – еще два. С ходу они принялись штурмовать позиции немцев. Стреляли из пушек и пулеметов, сбрасывали бомбы.

Самолеты делали заход за заходом.

Пехотинцы выскочили из траншеи, бросали вверх пилотки и кричали «Ура!» – в первый раз за несколько дней они ощутили поддержку.

Отбомбившись, штурмовики улетели. Виктору был знаком их силуэт по фото и документальному кино.

Немецкая атака захлебнулась. Два танка горели, и в бинокль были видны многочисленные трупы в серой форме.

До вечера попыток наступления не было. Немцы зализывали раны, а может быть, решили наступать на другом участке.

Сидеть одному у пушки не хотелось, и Виктор пошел к пехотинцам. Некоторые блиндажи и пулеметные гнезда были разрушены, большие участки траншеи засыпаны землей, стенки ее обвалились.