Пока мы не спешили, так как провианта имелось вдоволь. А уж когда мы отсюда двинемся дальше, придется экономить еду и стараться идти побыстрее. Решили дать лошадям отдохнуть, а сами заняться устройством склада и переделкой саней; этому посвятили следующий день. У нас была с собой одна пара лошадиных снегоступов, сплетенных из бамбука в металлическом каркасе. При такой поверхности вполне можно было их испытать, и они показали себя прекрасно. До этого о них много и горячо спорили, и «лошадиные лыжи» для всех пони выгрузили на мыс Эванс. Но высадившись и без того с большим опозданием, мы не успели потренировать лошадок в ходьбе на снегоступах и в результате оставили их на мысе Эванс.

Скотт немедленно послал Уилсона с Мирзом на собачьей упряжке проверить, позволяет ли состояние морского льда пройти за ними на мыс. Мы же со следующего утра принялись учить наших лошадей ходить на единственной имевшейся у нас паре. Но после возвращения собачьей упряжки это занятие лишилось смысла: Уилсон с Мирзом застали между Ледниковым языком и зимней базой чистое море и вернулись с пустыми руками. Они рассказали, что у края языка раскрылась трещина прямо под санями; те шатнулись было назад, но все же успели проскочить. На Ледниковом языке вообще все трещины мелкие. Впоследствии в одну из них упал Гран, но вышел по ней на край языка, а оттуда – на морской лед.

Старт назначили на следующий день: выступаем с пятинедельным запасом провизии для людей и животных; ориентировочно идем четырнадцать дней, закладываем провиант на две недели и возвращаемся обратно. К сожалению, Аткинсона пришлось оставить – он оцарапал ногу и ссадина загноилась, – а заодно и Крина, присматривать за ним. К великому огорчению Аткинсона, ему необходимо было вылежаться, чтобы не стало хуже. Хорошо еще, что у нас нашлась запасная палатка, а для приготовления еды им оставили котелок и примус из палатки Шеклтона. Бедняге Крину, чтобы не соскучился, поручили перетаскивать грузы из Фуражного склада в Безопасный и, кроме того, к вящему его неудовольствию, – вырыть пещеру для проведения научных наблюдений.

Мы вышли 2 февраля, проделали 8 километров по неровной поверхности и поставили лагерь (№ 4). Температура приближалась к нулю [– 18 °C], и Скотт решил попробовать передвигаться ночью, надеясь, что тогда поверхность лучше. Трудно сказать, так ли это, позднее мы пришли лишь к выводу, что для передвижения саней, поставленных на лыжи, наилучшей является поверхность при температуре около – 9 °C. Но вот что выяснилось с несомненной очевидностью: лошадям легче везти поклажу ночью, по холоду, отдыхать же и спать – днем, когда солнце достигает наибольшей высоты и печет вовсю.[59] Поэтому мы укладывались спать в 4 часа пополудни, а вскоре после полуночи снова пускались в путь, проходя по 8 километров до и после ленча.

Мы двигались в восточном направлении по депрессии шириной около 40 километров, разделяющей низкий, довольно однообразный склон острова Уайт на юге и живописные склоны Эребуса и Террора на севере. Эта часть Барьера стабильна, а вот впереди, не сдерживаемая сушей, находится подвижная часть ледника, которая непрерывно течет на север, к морю Росса. Там, где ледяной поток упирается в мыс Блафф, остров Уайт, а главное в мыс Крозир, и контактирует с почти неподвижным льдом, по которому мы шли, возникают валы сжатия с ложбинами между ними, превращающимися порой в коварные трещины. Предполагалось, что мы будем держаться восточнее, пока не пересечем эту зону несколько севернее острова Уайт, и только тогда повернем точно на юг.