Тогда мы перенесли вещи и трофеи еще дальше, в безопасное место, а сами по очереди, держась за леер, начали переправляться через линию прибоя. Работа эта – врагу не пожелаешь, но по-настоящему досталось только Хуперу. Он спустился с крутого склона, но не успел продвинуться между замыкавшими его с моря скалами, как волна откатилась. Следующая волна подхватила его и отбросила назад, и он выпустил из рук леер. Валы то надолго накрывали его с головой, то отступали, мы же в полной беспомощности только старались забросить к нему линь. К счастью, он сумел ухватиться за леер и пройти опасное место.

Когда мы подошли к берегу и увидели, как скверно все складывается, Уилсон уселся на камень и самым хладнокровным образом принялся грызть галету. Есть ему не хотелось, он пытался таким образом унять свое волнение.

Как странно, сказал он мне позднее по поводу случая с Хупером, что группа людей, которая видит, как человек борется за жизнь, но не в силах ему ничем помочь, может при этом сохранять спокойствие. На это, считает он, способентолько английский темперамент. Впоследствии, однако, обнаружилось, что, пока мы ожидали своей очереди плыть через прибой, и у меня, и у него был сердечный спазм».

А вот письмо Боуэрса:

«Воскресенье, 31 июля. Прошедшая неделя была так богата событиями, что я даже не знаю, с чего начать. Приближение к земле всегда связано для меня с ожиданием писем от вас, они делают особенно радостным прибытие в порт. Но странный необитаемый остров, на котором мы побывали, заставил меня забыть о почте до Кейптауна, вернее, до Саймонстауна. 25-го Кемпбелл и я с нока фор-реи увидели Южный Тринидад, а 26-го с утра пораньше мы встали на якорь в гладком, как стеклышко, море. Северо-восточные пассаты, поднимающие большую волну, ударялись в восточный берег, у западного же все было тихо, словно на запруде у мельницы. Мы подошли к нему очень близко, чтобы бросить якорь, – здесь почти сразу у острова очень глубоко, – прямо над нашими головами нависали скалы, горы уходили ввысь более чем на 500 метров. На месте нашей стоянки, в бухте Уэст-Бей, вода была настолько чистая, что на глубине 30 метров был прекрасно виден якорь. Тут же появились акулы и различные рыбы, прилетело несколько птиц. Лейтенант Эванс решил разведать берег, и мы с Отсом, Ренником и Аткинсоном сели с ним в шлюпку гребцами. Внимательно осмотрели места прежних высадок, но они нам не понравились – слишком каменистые и опасные. И хотя море напоминало мельничную запруду, всюду был прибой, правда не сильный. Наконец, мы выбрали совсем новое место – небольшую выемку в скалах.

Берег и здесь был сплошная скала, но в ней образовалось нечто вроде бухточки, тут-то мы и решили высаживаться. Мы вернулись на судно позавтракать и узнали, что в наше отсутствие Уилсон и Черри-Гаррард подстрелили несколько фрегатов и других птиц, которых подобрали с маленькой норвежской лодки – плашкоута. К слову сказать, Уилсон – специалист по птицам и собирает коллекцию для Британского музея.

Мы не мешкая высадили на сушу целый десант: Уилсона и Гаррарда с ружьями – стрелять птиц; Отса с собаками; Аткинсона также с небольшим ружьецом; Лилли – собирать растения и геологические образцы; Нельсона и Симпсона – наблюдать за морскими животными у берега, и т. д.; и наконец, последнюю, но не менее важную партию – энтомологическую, во главе с вашим покорным слугой и в составе Райта, а затем и Эванса в качестве ассистентов. Пеннелл присоединился к Уилсону, и «завоевание» острова началось. Не удивляйтесь, что я взял на себя сбор насекомых для экспедиции – у наших ученых столько работы, что они были рады-радешеньки спихнуть на меня мелких тварей. Аткинсон специалист по паразитам, эта наука называется гельминтологией, прежде я о ней не слышал. Он потрошит каждое убитое животное, а поскольку он еще и хирург, то ему это, наверное, интересно. На острове множество белых крачек. Они летают, словно привидения, и так доверчивы, что садились нам на шляпы. Гнезда у крачки нет, свое единственное яйцо она кладет прямо на скальные выступы, и с первого взгляда его не отличить от камней. По-моему, это средство защиты от береговых крабов, вы о них, наверное, слышали. Тринидадские крабы стали символом острова, и того, безусловно, заслуживают, ведь они заполонили его от берега моря до самой высокой вершины. И чем выше, тем они крупнее. Горы и долины усеяны валунами, весь остров (он имеет вулканическое происхождение) зарос жесткой травой, а с высоты 450 метров начинается область древовидных папоротников и субтропической растительности, простирающаяся чуть ли не до самых высоких районов. Куда ни глянь, везде высохшие деревья непонятного происхождения, хотя у Лилли много остроумных теорий на этот счет. Когда-то Южный Тринидад принадлежал нам, потом немцам, сейчас его хозяева бразильцы. Но из-за крабов никто не мог жить здесь постоянно. И не только люди, но и животные. По преданию, на Тринидаде закопал свои сокровища капитан Кидд, и лет пять назад парень по имени Найт шесть месяцев провел на острове с шахтерами из Ньюкасла в поисках клада. Он уже нашел было место, где пират зарыл золота на три четверти миллиона, но его накрыл оползень.