– Что у вас там произошло? – наконец спросил он.

– Сказал, задушит ребёнка, пока тот спит, – поведала с нарочитым безразличием. – Знаешь, это моё самое первое воспоминание: отец душит меня в кроватке и всё твердит – сдохни, нелюдь, сдохни уже…

А вот теперь Алек реально разозлился – это его злобное кошачье шипение я слишком хорошо знаю.

– Киро, я ведь давно просил шефа, чтобы тебе запретили вести дела о подмене…

– Пока что я единственная, кто для этой работы годится. Такие дела, бро.

Поспорить он с этим не может. И кто бы смог? С огнём типа нужно бороться огнём, клин клином вышибают, ну и прочее в том же духе.

– Чего не спишь? – спросила просто чтобы сменить тему.

– Ложился уже, когда прилетела жалоба от безутешного папеньки. Веселая штука эта форма обратной связи. Ты домой?

– Ага. Только загляну в Чертог.

– Тогда привет котёночку, погладь его там за меня.

Алек поначалу скептически относился к моей идее усыновить Рэна: куда ты, мол, полезла, если тебе в твой тридцатник самой нужен папочка построже? Я не обижалась, потому что, в общем-то, он был прав. Не представляю себя степенной матерью семейства, и мой лофт на порядок милее скучного цивильного дома за белым штакетником. Но маленький сварливый крыжовничек умыкнул моё чёрное сидское сердце в первую же нашу встречу. Странное такое чувство возникло – как будто он мой. Не по крови (хотя не исключаю, в истинном обличье мы похожи), просто… Просто он мой, какие ещё нужны объяснения?

Что самое забавное, не только я это поняла. Поначалу беспокоилась, что другие дети в приюте начнут ревновать – их тут не так много, и раньше я всем уделяла поровну внимания. Но они только плечами пожимали, озвучивая то, что давно уже стало для меня очевидным.

Рэн – мой.

Жаль только, мудаки из службы опеки явно другого мнения.

– Ох, Киро, как хорошо, что ты здесь! – Адора вылетела мне навстречу, едва я занесла руку, чтобы постучать в заднюю дверь. – Наш крыжовник сегодня кислющий. Зубы, что ли, режутся?..

– До сих пор не спит? – нахмурилась я, ступив в тускло освещённый холл, узкий и длинный, с несуразно высокими сводчатыми потолками. – Седьмой час уже, давно пора.

– Ждал мамочку, не иначе. Тебя-то откуда принесло в такую рань?

– С Риваса, – помрачнев, ответила я. – Опять подменыш.

– И?

– Девчонка вроде хочет его оставить. Кажется искренней, но по ходу сама не так уж давно из пелёнок выбралась.

Она сбилась с шага, но не остановилась, только хмыкнула чуть едко – мол, ну-ну, посмотрим. В такие моменты особенно ясно понимаю, как мне всё же повезло. Я не росла в приюте, как Адора и многие другие подменыши. Да, отец меня ненавидел и боялся, зато его жена приняла и воспитала как родную. Даже если поначалу это была попытка заменить потерянную дочь, мне не на что жаловаться – ни с мамой, ни с её родственниками я ни разу не почувствовала себя ненужной или нелюбимой.

Чужой разве только. Неправильной. Не такой, как надо. Но тут некого винить – это просто в моей крови.

Подменышей нечасто принимают их новые семьи. Это сейчас республиканские власти почуяли выгоду и развели бурную деятельность, интегрируя сидских детишек в человечьи семьи – ведь у фейских полукровок, помимо дурацких рожек и острых ушей, также имеется прорва магической силы. А раньше был только Статут о подмене. Если семья отказывалась от подменыша, он получал фамилию Ферра и оставался в Железном Чертоге до самого совершеннолетия.

Да и после совершеннолетия тоже мало кто уходил. Адора, например, получила образование спецпедагога и вернулась приглядывать за детишками. И многие здешние воспитанники возвращаются. Другой семьи у них нет, а как создать её с кем-то