Он не верил своим глазам. Не хотел. Но её улыбка… Эта проклятая улыбка, которую он видел когда-то вблизи. Которую целовал и трогал пальцами. И взревел, швыряя в экран пульт. Стекло пошло мелкой сеткой, и изображение исчезло.

- Сукаааа! Сукаааа! - отшвыривая от себя бумаги, её снимки, которые распечатали для ищеек. Они разлетелись по паркету, превращаясь в разноцветный ковёр. И улыбка снова эта. Смотрит на него и улыбается… - Сукаааа…

- Самир Камалович, я принёс нехорошее известие, простите. Но вы должны знать ещё кое-что…

Нет, он не хотел больше ничего знать. Не сейчас, когда его от приступа отделяет несколько слов и ангельская улыбка на премилом лице красавицы.

- Не говори. Я не хочу этого слышать, - задыхаясь, хватая со стола стакан с выпивкой и осушая его одним глотком. - Уходи, Карам. Оставь меня.

- Я должен сказать, Самир Камалович.

Вздохнул, закинув руки за голову и закрыв глаза.

- Что ещё?

- Ваш ребёнок… Сын. Он…

Самир шумно вдохнул, задержал воздух в лёгких. Потому что уже знал, скоро дышать не сможет.

- Что с ним?

- Мы нашли и его. Вернее, больницу, где он родился. Он… Его нет, шеф. Родился… неживым.

Болезненный стон сорвался с губ, будто его под дых ударили. Будто в рану воткнули ржавый гвоздь и провернули несколько раз. Вцепившись в волосы, застыл. Хватая ртом воздух, захрипел от удушья, оттолкнул приблизившегося помощника.

- Что делать, Самир Камалович? Убить их?

6. ГЛАВА 6

От бесконечных улыбок у меня болят щёки, и сводит скулы. А ещё ужасно хочется сбежать. Сорвать с себя это проклятое платье и вышвырнуть его в урну. Всё мне казалось искусственным и мерзким. Моя причёска, макияж, одежда. И даже украшения из драгоценных камней. Я словно ощущала на себе презрительный взгляд Самира и чувствовала, как сильно он во мне разочарован. Он бы не простил предательства. Ни за что.

А ещё мне казалось кощунством это веселье. Совсем недавно я горевала, а теперь стою с бокалом шампанского и со счастливым выражением лица слушаю какого-то мужчину, что желает нам с Захаром любви и деточек побольше. Последнее - как удар под дых. Болезненный и ранящий. Я начинаю задыхаться, хватаюсь за руку Лазарева и впиваюсь в его ладонь ногтями. Душевная боль несравнима с физической, она настигает неожиданно и накрывает меня так резко, что кружится голова.

- Мне… Мне нужно выйти, Захар. Нехорошо.

Он понимает меня с полуслова. Поспешно прощается с нашим будущим партнёром по бизнесу и уводит на просторный балкон, где я, наконец, глубоко вдыхаю. Берёт меня за предплечья, заглядывает в глаза.

- Ты опять задумалась. Опять начала вспоминать.

- Да, - еле ворочаю языком от внезапно накативших равнодушия и слабости. Так было в первые дни после родов. Я чувствовала себя овощем. Никак вообще. Словно моё тело из ваты. Даже в голове вместо мыслей пустота. Такая звенящая, ужасная в своей тишине.

Не стоило мешать седативные с алкоголем.

- Так, давай, успокойся. Дыши. Давай, - подталкивает меня к перилам и забирает пустой бокал. - Тебе хватит на сегодня. Больше не пей. Ты ещё не оклималась, а лучший способ затриггерить - напиться.

Триггер - вот как называется моё состояние.

Триггер - всё, что осталось мне от моей прежней жизни.

- Давай уедем. Не могу больше. Чувствую себя паршиво.

Захар накидывает мне на плечи свой пиджак, приобнимает.

- Да, пожалуй, хватит. Сейчас поедем. Ты только убери эту мученическую мину, ладно? Все эти люди должны видеть твою силу и решимость, а не слёзы. Помнишь, что я говорил?

- В этом мире выживает сильнейший, - киваю.

- Умница.

Мы едем к Лазареву. Теперь я, как его законная жена, должна жить здесь, однако, как только переступаем порог, мне становится не по себе.