Подбежавшие служанки раздели Маду. Я заткнулся и приступил к обследованию. Света, падающего из окошек, было мало, но мне хватило. Признаки, как в учебнике. Неоперабельная меланома в заключительной стадии.
– Ну? – спросила жрица, после того, как ее одели.
– Дней десять! – пожал я плечами. – От силы двадцать. После чего ты умрешь.
– Значит, вдохни в меня жизнь!
– Я не умею этого.
– В Бимжи вдохнул!
Мада нахмурилась. М-да… Доложили.
– Бимжи нахлебалась воды, и я сделал ей искусственное дыхание. Я не шаман и не воскрешаю мертвых. Тебя не спасут даже в моем мире, где такие болезни лечат. Слишком поздно.
Мада глянула мне в глаза. Я не отвел взгляда.
– Не врешь! – со вздохом сказала жрица. Она подумала и поманила Дандаки. Та с готовностью подскочила. – Он говорил с тобой обо мне?
– Да, Великая!
– О чем?
– Предлагал тебя убить!
Я едва сдержал ругательство. Зараза! Сдала! А я держал ее за союзника…
– Он объяснил: это избавит тебя от мучений! – добавила Дандаки.
– И расчистит дорогу твоей дочери, – усмехнулась жрица. – Ты заключила с ним договор?
– Да, Великая! Но… – Дандаки побледнела. – Только в случае, если ты сама…
– Что пообещала?
– Позволить ему уехать с самкой.
– Поэтому он торопится, – хмыкнула жрица. – В Балгас прибыли вожди. Они ждут моей смерти, чтобы самим выбрать Маду. Если у них выйдет, пришлому несдобровать. Его потащат в дома победительниц, а самку, которую он любит, зарежут. Пришлый глуп, как я и думала. Пытаться уговорить мою сотницу…
Жрица умолкла и задумалась. Это длилось долго. По лицу ее скользили тени. Это заставляло меня ежиться. Дандаки рядом и вовсе не дышала. Наконец Мада тряхнула головой.
– Много лет ты была моей тенью, Дандаки. Оберегала, хранила… Отказалась убить меня даже ради дочери. Мы с тобой родственницы, а Бимжи – дочь Луция. Ты заслужила награду. Бимжи станет Великой Матерью.
– Великая!
Дандаки рухнула на колени и попыталась лизнуть руку жрицы, но та с раздражением ее оттолкнула.
– Бимжи не унаследовала ума Луция, но у нее есть ты. Вы зажмете Степь в кулак. Бимжи нужен муш: здоровый и сильный. Человек. Он даст ей дочерей, и за мантию Мады не будет спора. Поняла?
– Да, Великая! – кивнула сотница.
– Он остается в Балгасе! – Мада указала на меня. – Самку отправь в Рому: я дала слово.
– Моего мнения не спрашивают? – вмешался я. – Или я тут для мебели?
– Ты глуп, муш! – нахмурилась жрица. – Чем ты недоволен? Бимжи молода, красива и даст тебе то, чего не будет в Роме. Ты ведь рядовой легионер? – она ткнула пальцем в мой плащ. – Это все, чего выслужил? Здесь тебе будут лизать руки. Вожди станут перед тобой на колени. Муш Мады не простой человек, он отец ее детей. Что тебе дали рома? Кто обманом заманил тебя в Пакс? Кто продавал тебя в амфитеатре, как раба? Не удивляйся, пришлый, я многое знаю. После того, как твоя самка попала в плен, тебя выгнали из дома и пытались убить. Тебе сказали, что мы дикари? Ты сам видел Балгас. Разве мой город – это палатки из шкур? Почему мы беседуем с тобой на латыни? Я удивлю тебя больше: мы умеем писать. У нас есть школы, где учат детей. Не всех, но грамотные сармы не редкость. В наших домах тепло, имеются бани. Наши обычаи крепче законов Ромы. По крайней мере, их соблюдают. Тебе предлагают править Степью, войти в наши легенды, как вошел в них Луций, а ты упираешься, как бык на бойне!
– Я хочу вернуться в свой мир! – сказал я.
– Не говори глупости! – нахмурилась Мада. – Что тебе там? Те, кому там хорошо, сюда не едут. Не зли меня! Делай, что велят!
– Я подумаю! – сказал я.
– Сколько угодно! – пожала плечами Мада. – Думать не запрещается даже рабам. Только хозяевам на это плевать. Как я решила, так и будет! Отправь его обратно! – повернулась она к Дандаки. – Сама останься! Нам нужно многое обсудить. Для начала соберем жриц и объявим им о моем решении…