Благодаря тамаде и Александру торжество удалось на славу, веселились все: друзья и коллеги с работы жениха, подруги невесты с мужьями и даже дедушки и бабушки. Лиля посматривала на счастливое лицо матери и радовалась, что наконец та будет не одна. Теперь она может спокойно покинуть её, отправившись учиться в другой город.

Небольшой каплей дёгтя в бочке сладкого торжества для Лили оказалось фотографирование на семейные снимки. Она осознавала, что к отчиму относится предвзято, но ничего не могла с собой поделать. Прикосновение его пальцев к коже, когда он приобнял её и маму за плечи, вызвало в ней дрожь неприятия, будто до неё дотронулось что-то потустороннее. А когда он поправил локон, выпавший из её причёски, она с трудом подавила желание отшатнуться. Лиля изо всех сил держала себя в руках, мирясь с тем, что отчим дотрагивался до неё во время съёмки. Здравый смысл уверял: она пристрастна к этому человеку, но подсознание упорно не соглашалось с ним. Лиля, действительно, не понимала себя. Александр вёл себя с ней намного вольнее, во время танца обнимал ёё, на конкурсах носил на руках, один раз даже чмокнул в щёку, но она спокойно воспринимала это, а любое поползновение отчима в её сторону воспринималось ею в штыки. Лиля никому не могла поведать о своих ощущениях и чувствах, осознавая, что её не поймут, а вот навредить маме она может. Впервые ей не хотелось возвращаться в свою квартиру. Под предлогом что у молодых обязательно должен быть медовый месяц, Лиля решила перебраться к дедушке и бабушке. Оставалось лишь поговорить об этом с ними. Улучшив минутку, когда музыка смолкла, она подошла к Елене Петровне.

– Бабуль, у меня идея. Пусть мама и Виктор Ильич какое-то время поживут одни, а я с месячишко у вас перекантуюсь. Не возражаете?

Круглое лицо Льва Романовича осветилось довольной улыбкой.

– Я за.

Елена Петровна улыбнулась.

– Если мама согласится, я тоже за.

– На что она согласится? – поинтересовался Виктор Ильич, неожиданно, будто чёрт из табакерки, возникая за спиной Лили.

Она даже голову вжала в плечи.

Лев Романович пояснил:

– Лиля собирается сделать вам сюрприз. Хочет подарить вам медовый месяц.

– Каким же образом?

– Побудет у нас это время.

Краем глаза Лиля заметила: лицо новоиспечённого отчима потемнело, губы сжались в тонкую линию.

– Дочь любимой женщины мне не мешает, – проворчал он. – Мы стали семьёй, и я думаю, нам нужно привыкать друг к другу. Насколько я знаю, Олечка никогда не расставалась с Лилей. Разве она будет чувствовать себя хорошо без неё?

– О чём спорите? – Ольга приблизилась к родным.

Лиля объяснила ситуацию, напирая на то, что просто мечтала сделать этот подарок и очень расстроится, если они его не примут. И пусть это кратковременное расставание станет тренировкой к будущей большой разлуке. К её радости мама, скрепя сердце, согласилась. Лиля видела, в глазах Виктора Ильича промелькнуло разочарование и что-то похожее на обиду, словно у него отняли нечто очень важное.

После торжества молодожёны уехали в загородный коттедж Виктора Ильича. Лиля осталась в квартире с бабушкой и дедушкой из Сургута, они собирались вылететь домой на следующий день вечером.

Проснувшись утром, довольная Лиля начала собирать сумки. Усердное укладывание необходимых вещей прервала бабушка, позвав завтракать. Поглощение обильного завтрака сопровождалось привычным ворчанием Ксении Даниловны, сетовавшей на то, что внучка ест мало и поэтому, мол, плохо растёт. Лиля давно перестала обращать внимание на потуги родных впихнуть в неё как можно больше пищи, будто она от этого, и правда, добавит несколько сантиметров к росту и пару килограммов к весу. Лиля ненавидела, когда её убеждали съесть ещё немного, в детстве для этого использовались сказки, мультики, обещания потом выдать конфеты, а если ничего не действовало, то применялись слёзы, уговоры и угрозы. С тех пор любое давление или принуждение она воспринимала как покушение на её личное пространство и всячески противилась этому. Став старше, Лиля изменила тактику, не желая расстраивать родных, делала вид, что подчиняется, но поступала по-своему.