Всего через несколько минут они уже стояли у зеленой двери, обшарпанной и такой родной, а потом, когда оба поднимались по ступенькам, папины шаги были медленнее обычного. Он крепко хватался за перила, так что костяшки пальцев становились белыми. Как будто эти перила казались ему спасательным кругом в штормовом море.

В квартире было холодно и тихо.

– Марта! – испуганно позвала Антонина.

– Я отправил Марту домой. Ее муж не еврей, так что ей не о чем беспокоиться. По крайней мере, пока.

– Но я хотела с ней попрощаться…

– Лучше никому не рассказывать о том, куда ты едешь, это неблагоразумно. А еще лучше и вовсе не говорить, что ты покидаешь город. Придется обойтись без прощаний. – Отец покосился на наручные часы и нахмурился. – Синьор Джерарди вот-вот появится. Иди собирать вещи, но постарайся выбрать только самое необходимое. Тебе лучше взять мой рюкзак, тот, с которым мы ездили в горы на выходные. Сейчас постараюсь его найти.

Едва Антонина оказалась одна в своей комнате, ее одолело желание броситься на кровать, зарыться под одеяло с головой и забыть о внешнем мире. Она закроет глаза, затаит дыхание и представит себя маленькой девочкой, которая еще ничего не знает о том, как отвратителен этот мир, и встречает каждый новый день с надеждой и радостью в сердце.

Вместо этого Антонина направилась прямиком к шкафу и принялась отбирать одежду в дорогу. Она уже представляла себе этот момент раньше, даже мысленно составила список вещей на случай вынужденного бегства. Сколько бессонных ночных часов она провела, размышляя об этом, но никогда, ни единой секунды, тревожно ворочаясь с боку на бок в темноте и тишине глубокими ночами, не верила по-настоящему в то, что день отъезда действительно настанет.

У нее было три платья – лишь одно из них достаточно приличное для Шаббата, – столько же юбок и блузок, а также два кардигана. К выросшей на кровати стопке одежды Антонина добавила нижнее белье, выбрав наименее потрепанное, теплую фланелевую ночную рубашку, походные ботинки и зимнее пальто. Все вещи были старыми, чинеными-перечинеными – этим рукодельным навыком Антонина владела в совершенстве, даже Марта признавала, что она лучше всех на свете штопает носки и пришивает воротнички.

Девушка отступила на пару шагов, оценивающе глядя на стопку одежды и прикидывая, влезут ли все эти вещи в папин рюкзак и останется ли там место для чего-нибудь еще.

– Список, – пробормотала она себе под нос. – Надо бы составить список.

– На это нет времени, – прозвучал из коридора незнакомый голос. Из темноты шагнул мужчина, но нерешительно остановился на пороге ее комнаты. – Простите. Я не хотел вас напугать.

– Вы синьор Джерарди?

Он сделал еще один шаг вперед, и теперь Антонина рассмотрела, что он молод – гораздо моложе, чем она ожидала.

– Зовите меня Никколо, пожалуйста. Или Нико, как принято у нас в семье.

– Папа сказал, мне нужно взять с собой столько вещей, сколько я смогу нести.

Он протянул ей отцовский рюкзак:

– Доктор Мацин просил отдать вам это. Но не беспокойтесь, можете взять больше, чем сюда уместится, – я помогу. Если у вас наберется еще одна сумка, ее понесу я.

Это было очень любезно с его стороны, и Антонине пришлось сглотнуть ком, вставший в горле от переполнившего ее волнения.

– Спасибо.

– Я буду с вашим отцом в его кабинете. Приходите, когда здесь закончите, хорошо? Мы всё обсудим подробно.

– Да. Я быстро.

Она отвернулась, дождалась, когда затихнут шаги в коридоре, и заставила себя осмотреться в комнате. Прежде всего нужно было взять фотографии. Антонина достала из рамок полдюжины семейных снимков – летопись своей жизни – и положила их между страниц потрепанной Anatomia del Gray. Еще она взяла Principles Ослера, хотя эта книга была на английском и чтение заняло бы у нее уйму времени, а также старый справочник по инфекционным болезням, давным-давно оставшийся без переплета, и свою любимую Medicina Interna di Goldman-Cecil.