Сашка перелез через вал, пробрался к двери. Здесь сильно пахло навозом. Что Белке тут делать? Сашка уже разворачивался, как вдруг заметил то, отчего сжалось сердце.

Кровь. На листьях, на сарайной стене – там россыпь подсохших капель, тут пара смазанных отпечатков.

Он приоткрыл хлипкую дверь, увидел огромную кучу конских яблок и тут же закрыл. На всякий случай обошел сарай – позади обнаружилась земляная насыпь, полностью закрывающая собой заднюю стену. Хоть и рукотворная, теперь она, поросшая бурьяном и вездесущей малиной, казалась просто частью плацдарма для армии сорняков.

На всякий случай покыскав, злясь на себя, что послушал деда, Сашка вернулся во двор.

А на крыльце сидел дед Иван. Шумно отхлебывал чай из большой кружки, скреб ногтями правую лодыжку.

– Грядки полол?

От дедова вкрадчивого голоса Сашка замер, ощутив себя пятилеткой, залезшим туда, куда соваться запрещено.

– Кошку искал… – Он замер, подавившись словами. На обхватывающей кружку руке деда краснели царапины.

Дед смотрел на него, словно сытый хищник на остолбеневшую жертву. Сашка кашлянул.

– А что за сарай там, в конце огорода?

– Просто сарай. – Дед опрокинул в себя остатки чая, подцепил пальцем кружок лимона. Кинул в рот, прожевал не поморщившись. – Привез машину конского навозу, ссыпал туда, так теперь лежит без дела.

– А что с рукой?

Дед покосился на царапины.

– Мухиных котят для соседских ребятишек отбирал, так она вцепилась.

– Ты ж говорил, она как валенок…

Дед хмыкнул, поднялся – высокий, здоровенный, чуть не в два раза крупнее внука. Сашка неожиданно почувствовал, как в голове начала шуметь кровь.

– А Белку не видел?

– Не-а… – Дед качнул головой, и его изображение в Сашкиных глазах вдруг стало двоиться. Земля под ногами неприятно качнулась. Сильная рука взяла за плечо, поддержала, прекратив противную качку.

– Пошли домой, темно уже, – сказал дедов голос. – А скотину твою завтра поищем.

Наутро Сашка не мог вспомнить, как оказался в постели, как уснул.

В оконное стекло брякнулся камешек. Сообразив, что это значит, Сашка подскочил и метнулся к окну. За палисадником маячила Зоя. Заулыбалась, приложила указательный палец к губам и помахала, зовя к себе.

– Иду, – беззвучно ответил он, шаря рукой по креслу, на которое вчера вроде бы сбросил одежду.

– Ты куда? – Бабушка грудью встала у него на пути, когда он обувался в сенях. – А завтрак? Опять эта вертихвостка явилась?!

– Опять? – Он поднял на нее глаза.

– Спозаранку тут крутится, – буркнула бабушка и под сердитым Сашкиным взглядом юркнула за дверь. – Как есть вертихвостка.

– Белка не пришла? – крикнул он вслед.

– Нет. – Бабушка загремела посудой.

И деда нет, думал Сашка, идя через двор на улицу.

Зойка ждала его за забором.

– Чего в дом не зашла? – Он обнял ее, зарылся лицом в пушистые волосы.

– Пошли на речку. – Она с улыбкой отстранилась и вместо ответа потрясла шуршащим пакетом. – Я завтрак приготовила.

От реки тянуло свежестью, на середине лениво играла рыба. Сашка жевал бутерброд, глядя, как у берега скользят водомерки. Словно сговорившись, ели молча, не желая нарушать тишину утра.

– Боюсь я твоего деда, – наконец заявила Зойка, когда, съев по бутерброду, они валялись на траве.

– В каком смысле? – надкусывая отыскавшееся в пакете яблоко, удивился Сашка. Но больше по инерции удивился, а у самого внутри уже загорелся тревожный индикатор.

– Он жуткий какой-то.

– Да ладно… – Он еще пытался улыбаться, словно над глупой шуткой – но ведь и впрямь глупость, это ж деда Ваня, свой, родной. – Что в нем жуткого?

Зойка села, распустила хвост, связала его заново и, обняв колени, устремила взгляд за реку.